Анти-Ницше. Малкольм Булл

казалось, что анархический дух отрицания распространится на все формы моральности. Так родился нигилист. Впервые в этом смысле слово использовалось во французском словаре неологизмов в 1801 году, где нигилист определялся как тот, «кто ни во что не верит»[40]. Нет нужды говорить, что на этой стадии не было никого, кто бы называл себя нигилистом, – существовал лишь хор разгневанных моралистов, доказывающих, что нигилизм пренебрегает «высочайшими мотивами, а также обязанностями, вмененными правом и честью», а потому предвещает начало Гоббсовой «войны всех против всех»[41]. Однако самопровозглашенные нигилисты со временем появились в России. Правда, подобно анархистам они считали, что их реакция «против деспотизма не политического, а нравственного, угнетающего личность в ее частной, интимной жизни»[42]. Однако в многочисленных антинигилистических романах 1860-х годов и даже в более двусмысленных «Отцах и детях» Тургенева нигилисты изображались людьми, враждебными всему на свете.

      Нигилисты таким портретом были недовольны. Даже те, кто был согласен с ярлыком, выступали против идеи, будто они отрицают все ценности, доказывая, что «Когда человек отрицает решительно все, то это значит, что он не отрицает ровно ничего»[43]. Особенно страстно они отрицали предъявленное им обвинение, будто они безразличны к искусствам. Тургеневский нигилист Базаров ни во что не ставил Рафаэля, а в антинигилистическом романе Крестовского «Панургово стадо» нигилисты доказывают, что «У народа нормально развитого и свободного никакого искусства нет и не должно быть! А занимаешься искусством, так тебя надо либо в больницу для умалишенных, либо в исправительный дом!»[44]. Однако настоящие нигилисты, такие как Чернышевский, не соглашались с тем, что они являются филистерами, которые «отвергают всё, <…> картины, статуи, скрипку и смычок, оперу, театр, женскую красоту»[45].

      У Ницше, который вывел свое понятие нигилизма из этих русских источников, различение нигилизма и филистерства было проведено гораздо более последовательно. Хотя Ницше приветствовал обесценивание всех моральных ценностей, эстетическому он приписывал повышенное значение. Ницше соглашался с «абсолютной несостоятельностью мира по отношению к высшим из признаваемых ценностей», но утверждал, что «существование мира может быть оправдано лишь как эстетический феномен»[46]. Как он позже написал в Ecce Homo, эстетические ценности – «единственные ценности, признаваемые в “Рождении трагедии”»[47]. Но, опять же, исчезновение ценности из одной сферы сопровождалось ее проявлением в другой.

      Следовательно, нигилизм не обязательно должен был стать завершением негативности как таковой. В 1851 году Доносо Кортес отметил: «Отвержение любой власти – далеко не последнее из всех возможных отрицаний; это лишь предварительное отрицание, которое будущие нигилисты внесут в свои пролегомены»[48]. В результате переноса ценности от морального

40

См.: Gillespie M. A. Nihilism before Nietzsche. Chicago: University of Chicago Press, 1995. P. 275–276.

41

Й. Радовиц, цит. по: Goudsblom J. Nihilism and Culture. Oxford: Blackwell, 1980. P. 5.

42

Gillespie M. A. Nihilism before Nietzsche. P. 140; Степняк-Кравчинский С. Подпольная Россия. Лондон, 1893. Вып. 6. С. 1–2.

43

Moser C. Anti-Nihilism in the Russian Novel of the 1860s. The Hague: Mouton, 1964. P. 24; Писарев Д. И. Сочинения: в 4 т. Статьи, 1862–1865. М.: Гослитиздат, 1956. Т. 2. С. 315.

44

Цит. по: Ibid. P. 163.

45

Цит. по: Ibid. P. 111; Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч.: в 15 т. М.: ОГИЗ, 1951. Т. 10. С. 185.

46

ВВ. С. 31. РТ. С. 14.

47

EH. С. 233.

48

Цит. по: Goudsblom J. Nihilism and Culture. P. 5.