Простить нельзя помиловать (сборник). Юлия Лавряшина

и без видимой связи добавила: – Мишке потом полгода нельзя будет сидеть.

      – Я знаю, – удивленно отозвался Матвей.

      Ему стало нехорошо: может, по-настоящему она и не замечала, что он все эти дни был рядом? Ей не хотелось близости, это понятно, он и не настаивал, но разве его присутствие никак не ощущалось?

      Она пробормотала, явно рассуждая вслух:

      – Придется переводить его на домашнее обучение. – и вдруг резко повернулась к Матвею: – Я должна остаться здесь на эти полгода.

      Он ужаснулся:

      – Ты с ума сошла!

      – Если считаешь нужным взять другого директора – дело твое.

      – Да при чем тут это?! Нет, это, конечно, тоже, ты ведь не можешь руководить по телефону… А я-то как?

      – Ты ведь здоров, – напомнила Маша, улыбнувшись одним ртом.

      Эта улыбка его ужаснула. Так бросают огрызок бродячей собаке, чтобы поскорее отвязалась. Услышав свой дрожащий голос, Матвей ужаснулся еще больше:

      – Для тебя это пустяк, что ли, расстаться на полгода? Пустячок такой, да? Может, я вообще ничего для тебя не значу? И все эти сплетники правы?

      – Правы? В чем?

      Он пробормотал, уже пожалев о том, что затеял этот разговор:

      – В том, что тебя волнует только твоя собственная значимость…

      Ничуть не изменившись в лице, Маша вдруг сказала:

      – Знаешь, а Мишка говорит, что ты – ничего.

      И Матвей сразу смутился от удовольствия, будто от этого ребенка еще что-то зависело. Словно не его желания они растоптали полгода назад…

      – Правда? Когда он это сказал?

      – Еще в новогоднюю ночь.

      – И ты молчала?!

      Маша пожала плечами:

      – Забыла как-то… Вернее, я думала, что уже сказала тебе. Столько всего…

      На самом деле она этого не забывала. Конечно, не думала об этих словах сына постоянно, и все же где-то у сердца, не утихая, тепло копошилось осознание того, что малыш смог ее понять. Не одобрил, но понял. Разве он мог одобрить? Так не бывает.

      Матвей спросил напрямик:

      – Ты решила держать меня на коротком поводке?

      – Что-о? Глупости какие… Почему ты…

      – Нет, это ты скажи: почему? – взметнувшаяся обида жаром прилила к щекам и заставила его стукнуть ладонью по рулю. – Почему ты мне сразу не передала Мишкины слова? Ты что, не понимаешь, как для меня это важно? А ты припрятала их, как леденец! Ждала, когда я совсем раскисну, чтобы сунуть как утешение? Что происходит? Я понимаю, ситуация с Мишкой – это катастрофа… Но почему она так отразилась на нас с тобой?

      – Потому что это я виновата в том, что с ним сейчас происходит. – Маша смотрела на него огромными ледяными глазами, и голос ее становился все ниже. – Ты не обязан отвечать за происходящее в душе у моих детей. А я знала, что с ними будет… Что это в любом случае будет катастрофой. И упал он тоже из-за меня… Стас так и сказал.

      Чувствуя свою неубедительность, Матвей все же проговорил:

      – Это он от беспомощности. Надо же свалить всю вину на кого-то! Так легче.

      – Но