Рождественский кошмар. Роман Волков

проницательно посмотрел на Волкогонова и тепло улыбнулся. – Пора готовить достойную смену, так что я на тебя рассчитываю.

      Роман на секунду даже растерялся, но бодро отрапортовал:

      – Я не подведу!

      – Не сомневаюсь. – Учитель еще раз улыбнулся и кивнул. – Увидимся после уроков.

      Из класса Волкогонов выскочил чуть ли не вприпрыжку. Свершилось! Теперь он тоже стал признанным членом элиты школы. И пусть все обзавидуются!

      Первым новость узнал, конечно же, Андрей Масляев, как только Роман догнал его в коридоре.

      – Прикинь, Инюшкин позвал меня в бункер!

      – Звучит как-то настораживающе, – позубоскалил друг.

      – Дубина ты! Мог бы и порадоваться за меня.

      – Да ладно, ладно. Поздравляю! Теперь ты избранный, богоравный и неповторимый. Почти что Нео.

      – Андрюха, ты реально дурачок, – засмеялся Роман и ткнул товарища локтем в бок.

      – От дурачка слышу. А если серьезно, я правда рад за тебя. Думаю, тебе там будет интересно. Ты ж у нас поэт и музыкант.

      А за маленьким окошком пристройки, в котором активно кипела школьная жизнь, все так же не переставая мел снег. Ветер становился сильнее, и солнце полностью заволокло тучами. Они были тяжелыми и острыми, похожими на обломки времени, которое замерзло и развалилось на ледяные глыбы. Мороз крепчал, загоняя пензенцев в дома и будто стремясь лишить их последней связи с внешним миром, затягивал стекла окон и витрин плотным белым узором.

      В коридорах раздавался жуткий и пугающий протяжный стон. Это выли металлические батареи, скручиваемые невидимой ледяной рукой. Тонко звенели стекла, облепленные толстым слоем льда.

      По подвалу школы озабоченно ходил старый сантехник. Кузьмич в очередной раз осматривал трубы, утеплял их, но с каждой проверенной секцией становился все более хмурым – металл кряхтел и потрескивал, не выдерживая температуры. Еще чуть-чуть – и железо начнет лопаться.

Глава третья

      Холод надвигался на город.

      Буран ледяным облаком носился по улицам, и многим казалось, что это огромная фигура исполняет бешеную пляску мороза. Конечно, снег любому мог запорошить глаза – но эта фигура, которую было видно даже с верхних этажей высоток, казалась живой.

      И она – или оно – тянула свои руки к домам, к автобусным остановкам – и к школам.

      В учительской было ничуть не теплее, чем в классах. И от этого обстановка там царила не слишком доброжелательная. В конце концов, учителя тоже люди, и сейчас им приходилось бороться не только за непокорные умы школьников, но и с холодом. В учительскую перекочевали все обогреватели, которые можно было принести из дома, но помогало это удручающе мало. Чайник работал не переставая – многие готовы были пить уже даже не чай или кофе, а просто горячую воду, чтобы согреть замерзшее после очередного урока горло и хоть не-много согреться самому.

      Завуч ворчала насчет перерасхода электроэнергии и огромных счетов, на носу была праздничная елка, конец четверти