Сердца наши золотые, инкрустированные бриллиантами. Этьен Экзольт

вине, мне следовало поторопиться, вернуться к своим огорчительным обязанностям, смущенным договоренностям и жесткопанцирным обещаниям, что в то мгновение мне представлялось едва ли не позорным отступлением. Нуждаясь в спокойном месте, где я мог бы посидеть и обдумать не только случившееся со мной, но также и наиболее интересный, приятный, неожиданный ответ на него, я позволил себе на мгновение остановиться. Улица, где я оказался, плавно изгибалась, сужаясь, уходя в сторону старого города, что означало другое ее завершение близким к порту. Четырехэтажные здания из зеленоватого кирпича, выглядывающего из-под облезшей желтой штукатурки, вертлявые их балконы с бетонными фигурными оградами, составленными нередко из скульптур и фигурок, сотни возбужденных фавнов, чудовищные их члены, нависающие над прохожими, опустевшие скобы для спутниковых тарелок, позволявшие вспомнить времена, когда подобные устройства еще были востребованы и могли функционировать, ибо метались по грязным орбитам тысячи передающих сигналы космических аппаратов и никто не мог помыслить ни о знаковом загрязнении, ни о нашествии правдолюбцев, все было признаками квартала, построенного в те времена, когда город был марзенийской колонией. Несмотря на расположение невдалеке от обычных моих путей, улица та была мне незнакома. Только подняв голову, я смог узнать ее название у скривившейся таблички, лишившейся уже одного из удерживающих ее болтов и грезившую об избавлении от прочих, позволившем бы ей, швырнув измятую гибкость на выпуклые камни, медленно уползти к морю.

      Окрик, донесшийся из открытого на противоположной стороне окна, подбросивший прозрачные белые занавески, предназначавшийся ребенку, ответившему на него пронзительным, переливистым воплем, позволил мне, возжелавшему немедленного бегства из этого ставшего слишком шумным и опасным места, обрести показавшееся достойным решение, выбрать для себя двадцать минут пути по грязным дворам, истечение которых позволит мне успокоиться и взглянуть на содержимое кассеты. Перебежав через пустую дорогу, перепрыгивая треугольные крышки канализационных люков, я перебрался через ограждение, ступил на узкую асфальтовую тропинку, неровную, каждый шаг различную имеющую ширину и, пригибаясь под узкими ветвями, переступая через колонны тигровых муравьев, несущих на себе столь возлюбленных ими двухраковинных улиток, двинулся в желаемую мной сторону.

      Прожив в этом городе слишком долго, я вобрал уже все очарование его, узнал все, что могло быть в нем притягательного, таинственного и удивительного, выкопал все его древние пророчества и посмеялся над ними, посему единственным, привлекающим меня, остались малопонятные, тошнотворные сцены, доступные к наблюдению в маленьких его двориках, обросших зданиями, построенными так давно, что в подвалах их имелись специальные комнаты для крыс, а на стенах возле подъездов сохранились кольца для рабских цепей, ибо тогда считалось дурным тоном приводить тех тварей