Драконья ненависть, или Дело врачей. Евгений Малинин

ничего, кроме истрепанных до предела шортов. Он лежал ничком, уткнувшись лицом в глинистый прах, его тонкие руки пытались прикрыть абсолютно лысую голову, а не менее тонкие ноги дергались, не то в попытках отбиться от нападающих, не то в предсмертных конвульсиях.

      Несколько минут я не сводил глаз с этого убогого создания и вдруг обратил внимание, что мужики начали едва слышно переговариваться. Продолжая разглядывать избитого мужика, я прислушался.

      – … А говорили, что он не вернулся из Трольих гор… Что его настигла Небесная Кара!..

      – Говорили!.. Верь больше!.. Вот он собственной своей персоной, жив, здоров…

      – А где ж его изверги?.. Нешто он один по лену нашего дана гуляет?..

      – Как же, поедет сияющий дан Тон в одиночку да еще по лену могучего дана Когга!.. Наверняка где-нибудь рядом и его гвардия трется!..

      – Может быть это вовсе и не сияющий дан Тон!..

      – Да, ты думаешь в таких доспехах может разъезжать кто-то другой?

      – Призрак!..

      И как только это словно прошелестело над толпой, она замерла и притихла в ужасе.

      В этот момент избитый перестал сучить ногами и замер. Я склонился в его сторону, чтобы получше рассмотреть, что же с ним произошло, и вдруг он приподнял голову и повернул ко мне разбитое в кровь лицо. Несколько секунд мы глядели друг другу в глаза, а затем он подмигнул мне и… улыбнулся!..

      Улыбочка у этого… г-м… человечка была, должен вам сказать, еще та!! Рот у него был огромен, а губы неимоверно толсты. Зубов же в этом рту оставалось всего с пяток, так что темному в каких-то язвенных пятнах языку негде было спрятаться, и он норовил вывалиться наружу. Глазки, и без того невеликие, совсем скрылись в распухших от побоев веках, а разбитый нос вдруг громко с оттяжкой хлюпнул! Но это безусловно была улыбка человека, неожиданно увидевшего… старого знакомого.

      Я выпрямился в седле и оглядел местных жителей. Они испуганно попятились, уплотняя и без того тесно сбитую толпу. Тогда я негромким, тяжелым, «не своим» голосом спросил:

      – Кто у вас старший?

      Вперед вытолкнули высокого мосластого мужика, в одежонке явно поновее и попрочнее той, что была надета на остальных жителях.

      – Подойди ближе!.. – все тем же «не своим» голосом приказал я.

      Мужик приблизился, осторожно обойдя избитого, и, низко поклонившись, замер метрах в трех от меня.

      – Чем это вы тут занимались?..

      И тут «старший» вдруг задрожал всем телом и упал передо мной ниц.

      – Господин, пощади наши жизни!.. Мы не сделали ничего недозволенного!!

      Не поднимаясь с земли, он вывернул лицо в сторону своих односельчан и завопил:

      – Просите господина сияющего дана!.. Просите его пощадить нас, а если наказывать, то не смертью!!

      Вся толпа, как подкошенная легла на землю и вразнобой завопила:

      – Смилуйся, господин!..

      – Пощади, не карай смертью!..

      – Мы не повинны нечистоте!..

      Пурпурная