Просветленные видят в темноте. Как превратить поражение в победу. Олег Гор

ждения которого я сюда приперся, успел надраться и выплясывал подгруппу «Тату» в компании пары красных, точно креветки, туристок из Питера. Музыка орала, гоготали пьяные американцы за соседним столом, воняло потом, паленым виски и дешевыми духами.

      Мне в такой обстановке было не то чтобы весело, в последние годы я утратил вкус к развлечениям подобного рода.

      Нельзя сказать, что я и раньше пил много, теперь же совершенно не испытывал влечения к алкоголю. Да и вообще желания мои выглядели куда более спокойными и, если можно так выразиться, «прозрачными», чем до поездки на север Таиланда.

      Из второго путешествия туда я вернулся чуть меньше года назад.

      Аня, облаченная сегодня в красное короткое платье, обняла за мускулистые плечи Виталика, нашего дайвера, зашептала что-то ему на ухо, мстительно поглядывая на меня. Потом они дружно заржали и уже вдвоем уставились в мою сторону: он – насмешливо, она – с вызовом.

      Я отсалютовал им нагревшимся стаканом и подумал, не заказать ли новый шейк.

      Насмешка, один намек на которую некогда заставлял меня дергаться, теперь не трогала вовсе – нет, я ее замечал, регистрировал, но не испытывал по этому поводу никаких эмоций.

      Аня распрямилась, вызывающе тряхнула рыжей гривой.

      – Ты чо сидишь, братан?! – воскликнул наклонившийся в мою сторону Виталик. – Задремал?!

      И в этот момент рядом с нашим столом появился невысокий, крепкий таец в вызывающе оранжевой майке и джинсах, «украшенный» копной сальных волос, почти целиком закрывавших его лицо.

      Заметив этого типа, я испытал вялое удивление – и как только охрана пустила?

      – Привет, чуваки! – воскликнул он по-английски, сочно рыгнул, пошатнулся и ухватился за спинку стула.

      – Ты кто такой? – недовольно спросил Виталик на том же языке.

      – Ваш друг! – воскликнул таец и игриво хлопнул по лысине здоровяка Толика, имевшего бизнес из нескольких кафе в Наклыа.

      – Э! – недовольно проворчал тот, начиная подниматься. – Оборзел?

      На английском Толик мог изобразить разве что пару ругательств и хрестоматийное «Май нейм из Вася».

      Лицо Виталика перекосило от злости, я же не испытал ни раздражения, ни гнева. Спокойно отметил лишь, что голос тайца в джинсах я где-то слышал, и вроде бы не так давно, но, кажется, не в Паттайе.

      Толик воздвигся над чужаком, как Годзилла над обреченным небоскребом, и, не тратя времени на слова, ударил. Откровенно пьяного тайца в этот момент качнуло впереди вниз, так что вышло нечто вроде поклона, и тяжелый кулак хозяина кафе прошел мимо цели.

      Могучий замах повлек Толика дальше, и он тяжело, с матюками, кувырнулся через стул.

      – Ну все, ты попал! – заявил Виталик, вскакивая.

      

Я был рад его появлению, но и испытывал cмущение, что вижу монаха в такой виде.

      Таец в этот момент распрямился, тряхнул головой, словно пародируя жест Ани, и я увидел его лицо!

      Изумление шарахнуло меня подобно разряду тока.

      Это был брат Пон, неправильный монах, мой наставник из вата Тхам Пу!

      Но в таком виде, в каком я не мог представить его и в кошмарном сне: антаравасаки нет, голова не обрита, вместо сумки для подношений – наряд завсегдатая ночных клубов Паттайи, да и замашки под стать одежде!

      – Стоп! Я разберусь! – поспешно сказал я. – Удержи Толика!

      Наш большой друг поднимался, раздраженно пыхтя и сотрясая воздух ругательствами. Со стороны танцпола спешил качавшийся от выпитого именинник, в кильватере у него держались «креветки» из Питера, американцы от соседнего столика таращили глаза.

      Чудно только, что никто из персонала не обратил на инцидент внимания.

      Но размышлять над этой странностью я не мог в силу нехватки времени.

      – Пойдем, – сказал я, аккуратно беря брата Пона за предплечье. – На воздух. Подышим немного.

      Я был очень рад его появлению, но одновременно испытывал смущение, что вижу монаха в таком виде.

      От души чуть отлегло, когда брат Пон подмигнул.

      Нет, не может быть, чтобы он пил на самом деле, притворяется – лицедей из него изумительный, я это отлично знаю.

      – Ща я ему врежу! – завопил Толик, но я уже не слушал.

      Мы с братом Поном шагали между столами, причем двигался он ловко и уверенно, без пьяной расхлябанности, но при этом не забывал икать, глупо таращить глаза и выкрикивать «Хей-хоп!».

      От смеха я удерживался с большим трудом.

      Выход я выбрал не главный, и поэтому мы очутились не на шумной, залитой ярким светом и забитой людьми Уолкинг-стрит, а в погруженном во тьму, узком и довольно вонючем переулке.

      Но внутри у меня в этот момент пели птицы и разносилось благоухание цветов.

      – Брат Пон? – спросил я дрожавшим от волнения голосом. – Вы? Как? Откуда? Почему так странно выглядите?

      На шее у монаха болталась