Вишнёвый ликёр или медовая роза?. Мари Мишель

конечно. А компенсацию выплатили пострадавшим – копеечную. Это ведь слёзы. Расчувствовалась Надежда. Сколько стоят предметы обихода. За целую жизнь, живёшь, не заработаешь и в миг последнего лишиться.

      Оля молчала. Она не знала, что сказать. Она сама до конца еще не осознала, что могла погибнуть. Сейчас она жива и вроде здорова, но оценить людское горе ей пока было не под силу. И потом Оле хотелось самой быстрее выйти из состояния абстракции, что ни будь вспомнить о своей жизни и полноценно вернуться в социум.

      Прокуковала кукушка на настенных часах два раза, прервав мысли двух женщин. Время было два часа дня. Ольга с Надеждой переглянулись.

      Чай остыл, сказала Оля. Совсем холодный чай ей не очень нравилось пить. Надя посмотрела на неё немного в недоумении, и пожала плечами.

      – Давай кипятка подолью.

      Оля помотала головой.

      – А к врачу ты как сходила, что врач сказал? – перевела разговор в другое русло Надежда.

      – К врачу? Оживилась Оля. Хорошо. Врач сказала, что всё нормально. Мне кажется, что я начинаю шевеления чувствовать и при этом погладила еле заметный свой живот. Это здорово и необыкновенно. Взгляд у Ольги просветлел и оживился.

      Интересно кто родится?

      – Не знаю, думаю, что будет мальчик – поделилась своими соображениями Оля.

      – А если девочка? – удивилась Надежда

      – Девочка? И задумавшись, Оля подтвердила – нет, мальчик.

      25

      Борис вначале старался держаться. Появлялся в главном офисе, ездил в свой банк "Архитектор" на совещание, решал какие-то важные дела. Все ему проявляли соболезнование, шептались в кулуарах, от том, что он рано овдовел. «Какой он мрачный, какой несчастный, поникший. А лицо у него какое, почерневшее от горя. Прям смотреть на него жалко. Но, время пройдёт, и он снова сможет составить кому-нибудь выгодную партию» В конце концов, это сочувствие ввело его в состояние отчаяния. Если бы они знали, что никакое сострадание ему уже не поможет и не излечит острую боль утраты. И не понять им, что он сейчас чувствует. Да, и какое им всем до него дело? И он понял, что совсем не хочет никого видеть. Эти людишки – они глупы и дурны. Ну, что с них взять? Что они понимают, в том горе, что он сейчас испытывает? Он теперь не мог видеть их счастливые и довольные лица, когда он так несчастлив! Стоят, шушукаются, испытывают его терпение! Он готов был отдать свою душу мизантропу. Он готов был их всех ненавидеть! И он не хотел никого видеть, совсем никого! Его душа разрывалась. Одна часть умерла сразу, с гибелью Светланы, а вторая ещё только начинала тлеть. Борис засел дома и запил. Он практически не выходил из спальни. Шторы на окнах были задернуты, создавая мрачную атмосферу. Они служили надежным щитом. Так он закрылся от внешнего мира. Там, за окном, мир остался счастливым, а ему теперь нет там места. Мир выкинул его за борт, барахтаться одному в отчаянье и одиночестве. Жить в бесконечной пустоте, где рана источала кровь. Липкая, густая, красная кровь. Она была повсюду. Рана болела,