Дыхание. Ефим Бершадский

расцветив небо и облака вдали. Всё так же стрекотали кузнечики, всё так же дул ветерок. Он протёр глаза. Долго он, видимо, спал, часа два. Самочувствие какое странное спросонья… Всё же это было неожиданно, сейчас он выспался – что же он ночью делать будет? Хорошо было бы развеяться, поговорить с кем-нибудь… Можно попробовать к той девушке заглянуть – да нужно ли? Как громко кузнечики стрекочут перед закатом, словно солнце от себя не хотят отпускать. Они до полуночи стрекочут, потом затихают, спать ложатся… В парке по ночам фонари не горят, лишь возле главной аллеи освещают дорожку и скамейки, а остальной парк совсем в темноту погружается. Самый разгар лета, а людей как мало здесь… Мамочки с колясками уже дома малышей спать укладывают, девушки перед сном расчёсываются… А хорошо было бы на закат посмотреть, из той части парка, что над берегом реки, там и полянка со скамейками, он там редко бывает. Да, пойду, – он встал и направился туда прямиком по траве – он любил по траве ходить. А в детстве он всегда писал Солнце с большой буквы, и никак не понимал, как можно писать его с маленькой, он и сейчас этого не понимал. Но вот, например, Луну…

      Вскоре он добрался до этой полянки. На ней был луг, усеянный полевыми цветами – снова встретились ему клевер, ромашки, тысячелистник… А вид отсюда открывался чудесный – бескрайнее золотистое поле, по нему разбросаны берёзовые рощицы, петляет и извивается речка, оградой высится еловый лес… И небо в мазках заката, акварелью пылающих красок, а по нему ласточки летают, перекликаются, смеются…

      Красота неба вдохновляла, хотелось побыть подольше, полюбоваться. Полукругом вокруг цветов расположились скамейки, почти все они пустовали, и только на одной молодая женщина в белом рисовала. Было в ней что-то необычное – секунду подумав, он направился к ней медленным шагом, слегка волнуясь, – может, закат сегодня наворожил? Она его не замечала, и была увлечена рисунком, но когда он приблизился, сразу подняла свои глаза.

      – Добрый вечер, – улыбнулся он и назвал своё имя. – Можно, я к Вам присяду, закат очень красивый, а мы с Вами совсем одни – так не лучше ли его вместе встречать? – она улыбнулась в ответ, тепло и светло, – у неё были маленькие губы, совсем детские, и улыбка хорошая, ему стало так тепло после её улыбки. Он присел, ближе к Солнцу.

      – Меня зовут Ирина, – сказала она, – голос показался чистым, словно небо, – он посмотрел в её глаза, серо-голубые, спокойные, умиротворяющие, хотелось смотреть в них подолгу. Ресницы у неё были русые, и брови русые, и волосы русые, русые и густые, длинные, немножко вьющиеся. И на руках волоски были русые, сами руки были очень спокойные, изящные маленькие руки, они словно слушали его, что он им сегодня скажет. Она вновь улыбнулась, он перевёл взгляд и заговорил.

      – Знаете, я в парке сегодня отдыхал на скамейке, и вот о чём подумал. Мне показалось, что из деревьев получились бы прекрасные мыслители, если бы они умели мыслить. Питаются они светом Солнца и соками земли, времени