Лев Троцкий и политика экономической изоляции. Ричард Б. Дэй

процессы природы и общества, измеряющий динамику их движения, предугадывающий результаты их взаимодействия, – такой ум мог бы, конечно, априорно построить безошибочный и законченный хозяйственный план, начиная с числа гектаров пшеницы и кончая пуговицей на жилете. Правда, бюрократии нередко кажется, что она-то именно и обладает подобным умом: поэтому она так легко освобождает себя от контроля рынка и советской демократии»[228].

      Разумеется, под рынком он понимал не нормальный рынок средств производства, а просто существование денег. Троцкий писал, что без твердой денежной единицы невозможно измерить «повышение производительности труда и улучшение качества продукции»[229]. Конечно, это было шагом вперед – сравнительные коэффициенты, использование которых он пропагандировал в 1925–1926 годах, были слишком похожи на натуральные показатели Чаянова. В 30-е годы Троцкий был согласен с тем, что деньги в государственном секторе экономики должны сохраниться на долгий срок: «Сама промышленность, несмотря на свой обобществленный характер, нуждается в выработанных капитализмом методах денежного расчета. План не может опираться на одни умозрительные данные»[230]. В конце концов, Троцкий пришел к пониманию необходимости денежного расчета – именно в отсутствии такого расчета Мизес видел основную причину невозможности рационального хозяйствования при социализме. Но поскольку нормального рынка не существовало, денежный расчет все равно не мог дать правильных результатов – цены регулировались той самой бюрократией, над которой так едко и справедливо издевался Троцкий. Мизес был в целом прав, когда писал: «Троцкий был критиком бюрократизма. Но он не предлагал никакого другого способа ведения дел в социалистическом обществе. Нет другой альтернативы ориентированному на прибыль частному бизнесу, чем бюрократическое управление»[231].

      Как и по вопросу о рынке, позиция Троцкого по отношению к демократии была половинчатой. С одной стороны, он утверждал: «Социалистическое хозяйство должно по самой своей сути руководствоваться интересами производителей и потребностями потребителей», которые могут выражаться «только через посредство развернутой демократии производителей и потребителей»[232]. Поэтому демократия является необходимым механизмом для построения социализма. С другой стороны, демократия по-прежнему понималась в лучшем случае как экономическая демократия, а о политической демократии у Троцкого речи не шло. Максимум, о чем он осторожно писал в своих поздних работах, – так это о возможности существования нескольких партий, выражающих интересы разных слоев рабочего класса.

      Троцкий не был готов встать на реформистские позиции европейской социал-демократии, он до конца оставался ортодоксальным коммунистом: «Капитализм реакционен. Его нельзя лечить. Его надо повалить»[233]. Но пока СССР оставался изолированным государством, он мог соревноваться с капитализмом только производительностью труда. Вопрос «кто

228

Троцкий Л.Д. Советское хозяйство в опасности! (Перед второй пятилеткой) // Бюллетень оппозиции. 1932. № 31. С. 8.

229

Троцкий Л.Д. Преданная революция. М.: НИИ культуры, 1991. С. 27.

230

Там же. С. 23.

231

Мизес Л. Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. М.: Дело, 1993. С. 138. Мизес остроумно заметил, что на самом деле «Троцкий нашел у Сталина только одну ошибку: тот стал диктатором вместо Троцкого». (Там же. С. 139.)

232

Троцкий Л.Д. Продолжает ли еще советское правительство следовать принципам, усвоенным 20 лет тому назад? // 1938. № 66–67. Цит. по: Антология позднего Троцкого. М.: Алгоритм: Эксмо, 2007. С. 580.

233

Троцкий Л.Д. Еще о кризисе марксизма // Бюллетень оппозиции. 1939. № 75–76. С. 30.