Слишком красивая, слишком своя. Татьяна Тронина

за своим не следила? – спросила она, ставя машину на ручной тормоз.

      – Нет, – отвернулась Надя.

      – Погоди… – Рая вцепилась в ее руку своей пухлой ладошкой. – Так что же, ты до сих пор так и не знаешь, к кому он ушел?

      Наде этот разговор был неприятен. А Рая как-то странно, испытующе смотрела на нее…

      – Не знаю. И знать не хочу!

      – Разве вы с Прохоровым не виделись после развода? – упорствовала Рая.

      – Нет. А зачем?

      – Ну… Слушай, Надежда, может, ты его и не любила вовсе?

      – Наверное! Семь лет просто так вместе жили…

      – Ты страшный человек, Надя, – заявила Рая, поправляя свои малиновые волосы, успевшие прилипнуть к влажной шее. – Я твоего Прохорова понимаю…

      – А я тебя не понимаю! Ты столько лет живешь с этим чудовищем…

      – Колесов нормальный мужик! – возмутилась Рая. От того, что муж на ее глазах вернулся домой, настроение у нее моментально улучшилось. – Ладно, Надежда, не переживай – мы тебе найдем нового мужа. Там, в доме отдыха…

      – Мне никто не нужен!

      – Я лучше знаю, – безапелляционно заявила Рая.

      Надя заглянула в ее круглые карие глаза – дна у них не было… Два колодца в бездну. А что там, внизу, – неизвестно.

* * *

      Солнце уже садилось за дома, когда она оказалась в своей квартире.

      Было тихо, тепло и невыносимо тоскливо. «Надо хоть кошку завести…» – мелькнула мысль.

      Раньше Надя не боялась одиночества, она даже мечтала о нем. О нем и о тишине. Егор Прохоров всегда включал телевизор на полную громкость, от которой закладывало уши, Егор Прохоров любил глупый футбол. Егор Прохоров, разговаривая с друзьями по телефону, орал в телефонную трубку: «Привет, старик…»

      Потому что есть просто одиночество, когда рядом никого нет, и есть одиночество, когда рядом нет Егора Прохорова.

      Райкин последний вопрос занозой сидел в мозгу.

      В самом деле, почему она так и не увидела ту, к которой ушел ее бывший муж? «И слава богу, что не увидела, – тут же успокоила она себя. – Она бы снилась мне по ночам. Я бы представляла их вместе. А когда не знаешь, то и представить ничего нельзя!»

      Она выпила чашку чаю, который моментально прогнал последние пары каберне, и села за письменный стол. Глянула на монитор: «…если бы мы каждую минуту своей жизни помнили о том, что в конце нашего существования стоит смерть, то сошли бы с ума еще в ранней юности, ибо предчувствие неотвратимого приговора способно отравить сознание, и любая радость теряет смысл в тени гробового входа…»

      – Ужас какой! – вздохнула Надя, щелкая пальцами по клавиатуре компьютера. – В тени гробового входа…

      Надя переводила роман современного культового писателя Гюнтера Клапке. Рукопись надо было сдать в издательство в конце сентября. Со сроками Надя вполне успевала, но мрачный пафос потомка древних тевтонцев ее угнетал, и оттого работа продвигалась со скрипом, мучительно.

      Егор Прохоров мешал Наде, когда жил здесь, – шумом, который он производил, щенячьим желанием привлечь к себе внимание («Наденька,