Убийство, совершённое во вторник. Наталия Николаевна Антонова

чужую квартиру?

      – Я решила воспользоваться моментом. Я боялась, что Климова могла передумать и не впустить меня.

      – Но вы же интеллигентные люди, – не удержался от язвительной реплики Наполеонов.

      – Ну, мало ли, – подозреваемая неопределённо пожала плесами.

      – Когда вы подошли к квартире, то никто не спускался с лестницы, не выходил из других квартир?

      – Нет. Я только слышала какой-то шорох наверху.

      – Какой шорох? Шаги?

      – Не знаю. Если и шаги, то крадущиеся…

      – Хорошо. Когда вы вошли, где была Светлана?

      – Она лежала на диване. Я сначала ничего не поняла. Потом увидела рядом пистолет и подняла его.

      – Зачем?

      – Я не знаю.

      – Что вы сделали с пистолетом?

      – Я держала его в руках…

      – А потом?

      – Ворвался какой-то парень и выбил у меня пистолет из рук. Он стал кричать на меня. Я догадалась, что это сын Климовой и пыталась ему объяснить, что его мама застрелилась, а он запихал меня в ванную, закрыл на щеколду и вызвал скорую и полицию.

      – И это всё?

      – Всё. То есть, конечно, нет. Появилось много людей. Меня допрашивали там, потом повели вниз, затолкали в машину и привезли к вам. И теперь вот вы измываетесь надо мной.

      – Я измываюсь над вами?! – изумился следователь.

      Она устало кивнула.

      – Вас задержали на месте преступления! – напомнил он сурово.

      – Но я же не виновата, что оказалась там.

      – А кто виноват? Дед Пыхто?!

      – Не знаю я никакого деда, – отмахнулась она.

      – Ну, всё! – Наполеонов вызвал конвой, – уведите эту гражданку прочь с моих глаз!

      – Вы что же задерживаете меня? – искренне удивилась Эвелина.

      – Нет, собираюсь выписать вам путёвку на курорт, а себе направление в психушку.

      – Зачем? – успела она спросить, прежде, чем её увели.

      – Для поправки здоровья, – буркнул в след ей Наполеонов.

* * *

      Оставшись в кабинете один, Наполеонов достал фотографии сделанные полицейским фотографом Валерьяном Легкоступовым на месте преступления и слегка поморщившись, разложил их на столе.

      Валерьян, как всегда был в ударе, снимки напоминали не документальное свидетельство с места преступления, а кадры из криминального фильма высокого качества.

      Ярко-красное покрывало на диване выглядело кровавым фоном разыгравшейся трагедии, а тело совсем ещё не старой и скорее всего очень привлекательной при жизни женщины напоминало актрису, прикрывшую глаза на время съёмки.

      Возникало ощущение, что как только отъедет камера, она откроет глаза и примется поправлять макияж или спорить с ассистентом режиссёра.

      Но Наполеонов знал, что всё это не постановочная сцена, а чудовищная реальность.

      Поэтому от ошеломляющей художественности запечатлённого у следователя свело челюсти, и он мрачно ругал Легкоступова про себя, не затрудняя себя выбором слов.

      – Что за человек такой! – пробормотал он, не выдержав, вслух, – просили же его не выделываться и не строить из себя гения, а снимать по-человечески, документально.

      Тут