Самозванец. Ирина Кэсседи

Димитрий по немощеным московским улочкам, мимо разукрашенных хором бояр да невидных домишек простонародья, крытых где тесом, а где и соломой, любовался на зеленые перелески и вишневые сады, что сильно красили облик города, придавая ему милый сердцу домашний вид. А и полюбоваться в Москве тоже было чем. То и дело проезжали мимо бесподобных бело-голубых церквей и церквушек, а то и целых белых островков многих монастырей, купола которых, щедро изукрашенные золотом, словно огонь горели на солнце. Весело стало на сердце у Димитрия. Православная столица встретила его, как и мечталось. Царевич пообвык, успокоился.

      – Подымитесь с колен, люди добрые, – ласково обратился к народу. – Подымитесь, и будем вместе молиться Господу нашему, возблагодарим Его за милость великую.

      – Славься, государь Димитрий Иоаннович, а мы вечно, холопи твои, Бога за тебя молим.

      Проехали мимо разоренного Борисова дома. Димитрий помрачнел, резко повернулся к князю Масальскому: «Спалить». Чтоб и не напоминало. Знал уже, что из Годуновых уцелела одна лишь дочь Бориса Ксения. Уберег ее князек «токмо ради потехи повелителя», как сам хвастался Димитрию, «уж больно хороша царевна, неужто такой красе пропасть впустую», – ухмылялся гнилыми зубами, пес. Более всех жалел Димитрий Федора, сказывали ему, защищался он храбро и продал свою жизнь задорого, прихватив с собою особо ретивых казнителей. Царствие ему небесное. Видит Бог, не желал Димитрий ему гибели, да видать, так злосчастному отроку на роду было написано, ответил он за грехи родителя. Димитрий истово перекрестился на церковный крест, широко, по-русски. Православное окружение тут же спешно закрестилось следом. Иуды.

      По обычаю, остановилась у Лобного места, где всего несколько дней назад Василий Шуйский, стародавний следователь по Угличскому делу, лично подтверждал народу несомненность смерти царевича Димитрия и такую же несомненность самозванства претендента на трон русских царей. Сейчас же Шуйский раболепно впился взглядом в смуглое лицо, ожидая малейшего знака государя, готовый на все, чтобы угодить. Ведь чудом избежал гибели, промедли еще несколько дней с посольством – и быть бы ему на Лобном месте со товарищи главным действующим лицом. Уберег Господь.

      Благовещенский протопоп Терентий, которому за особую речистость доверили приветствовать нового царя, говорил положенные слова искренно, прочувствованно.

      Со слезой испрашивал у государя прощения народ, что по детской доверчивости своей пал жертвой коварного обмана и лжесвидетельства. Димитрий слушал внимательно, сочувственно. Вытолкнули вперед злоумышленников, что пытались готовить заговор против него по вступлении в Москву. Посмотрел сурово на павших ниц злодеев, выдержал страшную минуту – и явил милость, отпустил с Богом, никого казнить не повелел, чем чрезвычайно разочаровал толпу, алкавшую давно не виданного зрелища. Неужто отойдет от обычая родителя своего?