Безумные. Катрин Корр

слушать её смех. Когда Мила была совсем маленькой, я подходил к качающемуся креслу, где она сидела как мышка, и называл пирожком. Щипал за пухлые щечки и изображал всякие рожицы, а она закатывалась в таком смехе, что потом начинала икать. Я чувствовал себя самым крутым старшим братом. А сейчас, почему-то, редко когда могу назвать себя таким.

      – Балда ты, Макс, – говорит она мне, опустив глаза на испачканный йогуртом пол. – Будешь продолжать в том же духе, не сделаю себе татушку на шее.

      – Мы ведь договорились! – с фальшивым беспокойством восклицаю я.

      – Ну, не знаю. Иной раз ты такой противный. Боюсь, что к тому моменту, когда мне исполнится восемнадцать, а это, смею напомнить, будет через четыре месяца, ты так надоешь мне, что я точно откажусь от этой глупой затеи.

      Ага, как же!

      – Эй! – Поворачиваюсь к ней левым боком и указываю на свою тату на шее. – Это – ты для меня. Ты – мой пульс. И я должен у тебя быть. Мы ведь обещали друг другу.

      Мила закатывает глаза и делает вид, что раздумывает.

      – Вижу для тебя это очень важно, да? – серьезным тоном спрашивает она. Вот же актриса!

      – Еще как, – подыгрываю я.

      – Ладно. Может, тогда не будем ждать моего совершеннолетия? Поедем на неделе и нарисуем мне твой пульс, м? А то серьезно, ну достал уже своими приколами и вечными придирками. Могу и передумать.

      Глубоко вздыхаю и опускаю глаза. Изображаю задумчивость.

      – Мм, так ты согласен?

      Слабо киваю, словно взвешиваю все «за» и «против»:

      – Набить тебе татушку до совершеннолетия?

      – Угу. – Вижу, как засветились её глаза. Слишком плохо Мила скрывает свои коварные мыслишки. – Ты ведь взрослый, с твоего согласия мне нарисуют что угодно.

      – Тогда ты будешь самой крутой в классе, – говорю я с деланной серьезностью. – Считай: тебе семнадцать, ты в одиннадцатом классе и у тебя татуха на шее. Все станут завидовать.

      – Ой, при чем здесь это! Все ведь для тебя. То есть, это значимо для нас.

      – Мм…

      – Ну, так сделаем?

      Улыбаюсь ей и притягиваю к себе. Целую макушку и шепотом говорю:

      – Ни. За. Что. Только после совершеннолетия.

      Она тут же отталкивает меня и протяжно рычит. А дед громко хлопает в ладоши и поднимает над головой кулаки:

      – Есть! Давай, Мила, как вы там говорите… Гони еще одну сотку!

      ____________

      Мне все не дает покоя её бегающий взгляд. Обычно трещит не умолкая, пока мы едем в город, а тут вдруг молчит, словно мышка. Украдкой поглядываю на нее: прижала к себе дорожную полупустую сумку, задумчиво смотрит в окно…

      – Мила, в чем дело?

      Поворачивает ко мне голову и часто хлопает ресницами.

      – А в чем дело?

      – Это я и пытаюсь выяснить. Ты что-то задумала?

      – Пф! Что за глупости? – отмахивается она. Лицо заметно порозовело. – Просто думаю о всяком вот и все.

      – О чем именно?

      – О всяком.

      – Ну, о чем конкретно?

      Наконец-то, знакомое недовольство!

      – Знаешь,