Брызги шампанского двора. Михаил Френкель

с придворными поэтами и крокодилами. А после представления в программе всегда было шествие короля со свитой и ликованием.

      И все бы хорошо, да уж очень подозрительным был тиран. Все желал да пытался разузнать, искренне обожает его народ или из-за бесплатных пряников и крокодилов? Для узнавания этого содержал людишек пронырливых да ловких, числом чуть поменьше самого народа. Да только напрасно содержал, кто ж это ему правду говорить станет, головой кудрявой рисковать. Вот и докладывали правителю то, что хотел он услышать. А особенно старался главный королевский глашатай. Послушать его, то ложился и вставал народ с именем обожаемого монарха на устах. И ел – о нем думал, и пил – все о нем, и в отхожем месте, простите, исключительно о его величестве размышлял.

      Да только король хоть и тиран был, да не совсем дурак. Все меньше и меньше верил своему глашатаю. А когда и вовсе перестал, то задумал одну хитрую придворную интригу. Да вы знаете, о чем речь. О ней в одном гениальном рассказе говорилось. Вышел однажды король в том, в чем его величество ее величество королева-мать родила, на улицу, да и пошел со свитой гулять – ликованию внимать. Шел, шел… и ничего – ликует народ да и только. Ликует и громко нахваливает по команде главного глашатая элегантность изысканность королевского костюма.

      И вдруг, как гром с ясного неба, как кирпич с крыши, тонюсенький, на выдохе, голосок: «А король-то голый!» И тишина. Гробовая, кромешная. И сжал народ в страхе головы руками, а языки между ягодицами. И обернулся монарх и вновь прозвучало страшное в своем простодушии звонкое, детское: «А король-то голый!»

      Засветились тут странным огнем очи тирана. Обвел он глазами толпу и задержал взгляд свой на малолетнем крикуне-революционере. И вновь нечто странное мелькнуло в нем. И мигнул повелитель тем, кому надо. А те уж и без этого возле мальца оказались, под белые нежные ручки его взяли, да и поволокли во дворец.

      А на следующее утро застучали на лобном месте топоры, сооружая помост. И уже стала собираться понятливая толпа на любимое свое зрелище – образцово-показательную казнь. И пробили часы на башне полдень. И вывели на помост мальца. И затрубили в трубы, И объявили высочайший указ… «Назначить сего мальца главным королевским глашатаем». Ахнул огорошенно удивленный народ. А едва придя в себя, возликовал, аплодируя, великодушию короля.

      Народ-то, как обычно, не понял, что по-настоящему умным и хитрым тиранам позарез нужны крикуны-революционеры, во всю глотку горланящие о том, что король голый, но не замечающие при этом, что руки у него по локти в крови.

ГОВОРИ, ГОВОРИ…

      – Уральный секс – любовь народа и власти.

      – Евнухи обычно умирают от зависти.

      – Спросили: «На вас можно опереться?» И тут же сели на голову.