Наследник. Андрей Виноградов

Теперь он обижен на то, что враги отсадили его на край скамейки?

      А мне вот ни черта этот жидкий гуталин не помог. Так или иначе, но пятница – вот же подлость! – все равно заканчивается намного раньше, чем мне бы того хотелось. Выходит, что день не мой. Но тогда кто его хозяин? Кто эта несговорчивая дрянь? Извиняюсь, если кого не по чину задел… Или как раз по чину, но не по праву? Почему мир устроен… так, как устроен! В ответ на эту расхожую и бессмысленную риторику мой внутренний голос выдал филиппику насчет весеннего сплина и хандры. Перемежалась она нецензурщиной, на которую сам я – «внешний» голос – никогда бы не отважился.

      Порой он, мой внутренний голос, обряжается редким пошляком и хулиганом разговорного жанра. Разносит мир, мой внутренний мир, поистине бесконечным собранием бранных слов. Его словарь в разы богаче собственно моего, доступного близким друзьям и недалеким недругам. Настоящая площадная брань… А задаться вопросом: какая, к бесу, из меня площадь? Площадочка! Тамбур в электричках и тот больше. Кстати, страшно представить заговорившие стены тамбуров. Своей истории у них с гулькин клюв, так что взялись бы делиться услышанным. Малолеток бы точно пришлось в вагонные окна передавать…. Берушами можно было бы на станциях приторговывать. Бизнес мелкий, но прокормить может. Но я не об этом.

      Дядя Гоша мог бы худо-бедно моему второму «я» соответствовать. Иногда он так и поступает. Петруха, бывало, встрянет, но домовой по части лексики слабоват и нередко сбивается на термины из медицинской энциклопедии. Думает, простодушный, что заковыристость речи именно в этом. Заучил в свое время. До «Белого солнца пустыни». Зато берет реальными пакостями, делом отыгрывает.

      Мне оставлена участь завидовать своему внутреннему голосу и временами из него черпать особенно приглянувшееся. Я, признаться, никогда заимствований не чурался, но старался проявлять взвешенность и разборчивость. Случались и промахи. Если вдуматься, то пару раз я схлопотал по лицу отнюдь не по своей вине. Повелся на что не следовало вестись. С опрометчивости, не могу не заметить, начиналось большинство войн. Иногда на меня накатывает печаль, что глобальное – не мой формат. Но и такая далекая близость к вершителям судеб мира – я об опрометчивости – способна согреть промокшую душу.

      Моему бы внутреннему голосу да во власть! Ух, как резво бы зажили… Бог с ним, хотя он скорее от черта… Одна мысль, дарованная мне неоправданно коротким пятничным вечером, вдруг вернулась. Больше того, она показалась мне вполне цивильной. В смысле, готовой пройти горнилом светской цензуры. Сами по себе люди отнюдь не такие гибкие, как их мысли. Отчасти именно странность порождает старых дев. Итак, мысль. Если я божье создание, ниспосланное по Его воле в этот мир, то где мои суточные? Могли бы и отстегнуть… по-божески. А то на тебе: здравствуй беззаботная и безденежная суббота! И мне все еще двадцать девять. По крайней мере до пяти часов вечера. Время московское.

* * *

      Про суточные Дяде Гоше я сказал.