Ее худший кошмар. Бренда Новак

вина. Они говорили об этом и раньше, но вопрос оставался и останется до тех пор, пока ее исследование или кто-то другой не даст ответ.

      Зачем? Этот вопрос мучил всех и в первую очередь – ее.

      – Не могу объяснить, даже после всех моих исследований. Честное слово. Это, кстати, тоже часть проблемы.

      – Ты любила его. Ты сама это говорила.

      – Любила. Что еще хуже, я думала, что он любит меня. Но он был неспособен на истинные чувства.

      Амарок подлил ей вина.

      – Если он хотел убить тебя, почему он не сделал это в самом начале? Зачем притворялся?

      – До того момента он, вероятно, только фантазировал об убийстве. Еще не переступил черту. Кроме того, это была прелюдия. Возбуждение должно нарастать, это делает кульминацию такой приятной.

      Она не собиралась вкладывать в свои слова второй смысл. То же самое она сказала бы почти любому в своем кабинете. Но сейчас ее слова внезапно прозвучали двусмысленно.

      На ее счастье, Макита отвлек их обоих: пес подошел, чтобы лизнуть ей руку. Он как будто понял ее боль и предлагал свое сочувствие. Эвелин невольно улыбнулась и почесала ему под ошейником.

      Амарок первым нарушил молчание.

      – Прошлым летом я хотел спросить, но не стал.

      Похоже, ее ждет очередной трудный вопрос. Эвелин сглотнула.

      – Какой?

      – Ты спала с Джаспером до того, как это случилось?

      – Да. Он не насиловал меня, не было необходимости. – Еще одна причина, почему поведение Джаспера было в ее глазах предательством. Она была готова отдать ему все – не только девственность, но и сердце.

      – Это мне неприятней всего, – сказал он и поморщился.

      Чувствуя, что снова озябла, она поправила плед.

      – Боюсь, я плохо тебя поняла.

      – Он взял все то, что, по идее, должно доставлять радость, и извратил, превратил в боль и пытку.

      Амарок повернулся к ней. На этот раз Эвелин не отвела глаз. Ладно. Пусть рассматривает, если хочет, пусть увидит в ней все, что он надеялся увидеть, а также то, благодаря чему наверняка поймет: несмотря на их последний разговор, ничего не изменилось.

      Да, она отстранилась, но он по-прежнему возбуждал ее, несмотря на ее страхи и шрамы.

      – Твой единственный сексуальный опыт состоялся с тем, кто намеренно разрушил твое доверие, кто в течение трех дней насиловал и мучил тебя, – добавил он с отвращением.

      Джаспер с электрическим проводом. Джаспер с ножом. Джаспер с подушкой, перекрыл ей кислород. Воспоминания нахлынули на Эвелин прежде, чем она сумела остановить их.

      Заметив, что она вздрогнула, Амарок выругался.

      – Извини. Наверно, я сказал лишнее.

      – Все в порядке.

      – Просто мне подумалось – ладно, не будем об этом.

      Он покачал головой.

      – Что именно? – спросила она.

      Он заколебался.

      – Что? – повторила она.

      – Я должен был возвести блокпост, должен был упереться лбом и всячески сопротивляться тому, что у нас появится этот твой Ганноверский дом. Я же позволил мэру