Олег Табаков и его семнадцать мгновений. Михаил Захарчук

самодеятельности, в Москву. Никаких дел в столице у меня быть не могло за исключением приобретения фонарика «Магнетто». Аппаратик этот вырабатывал энергию от того, что ты нажимал пальцем на рычаг, соединенный многоступенчатой передачей с динамо-машинкой, а уже она подавала ток на лампочку. У нас в Саратове такой игрушки днем с огнем нельзя было найти. Но не нашел я ее и в Москве – магазины в выходные были закрыты. Послонялся я по шумному городу и, чтобы отдохнуть, зашел в филиал МХАТа на «Три сестры». И обалдел! Три часа сидел, обливаясь слезами и боясь пошевелиться. Много позже, когда уже поступил в Школу-студию МХАТ и когда в Москву привезли спектакль Питера Брука «Гамлет», я пережил не меньшее потрясение. Вот уж действительно – «что он Гекубе, что ему Гекуба». Огромный, большеглазый, худой Пол Скоффилд метался по сцене, а я это все воспринимал как историю про себя».

      В саратовском ТЮЗе Табакова особенно впечатляла игра ведущего актера Александра Ивановича Щеголева. Все его характерные роли надолго стали как бы творческим ориентиром для Олега Павловича. Именно в плане мастерства и виртуозного владения профессией. От себя добавлю, что народный артист Щеголев вообще уникальный и крупнейший деятель так называемых периферийных театров. За свою 75-летню жизнь он сыграл ведущие роли в 75 спектаклях. Трудился в одиннадцати провинциальных театрах. В саратовском ТЮЗе сыграл 38 ролей. Умер и похоронен в Омске.

      «Меня вообще привлекали актеры острой характерности. Герои меня вдохновляли слабо или не интересовали вовсе. Завораживало всегда умение. Для вполне обычного молодого человека мои художественные пристрастия выглядели несколько нетипично. Любимым фильмом был не «Тарзан», не «Королевские пираты» или «Одиссея капитана Блада», а «Судьба солдата в Америке» – так в советском прокате называлась картина «Бурные двадцатые годы». Какая там несуетливая подлинность! Героя звали Эдди Бартлет. Он для меня так и остался навсегда Эдди Бартлетом, реальным человеческим лицом. Фамилией артиста никогда не интересовался. А «Подвиг разведчика»? Как восхитительно грассировал Кадочников. Как он, простой советский человек, мог так потрясающе и изящно грассировать? Хотелось самому научиться этому. Уже тогда меня интересовали в театре и кино не сюжетные, развлекательные, а, так сказать, производственные моменты. Элементы актерского ремесла. Был просто влюблен в великих старух – Массалитинову, например в картине «В людях». Или в Рыжову в экранизации спектакля Малого театра «Правда – хорошо, а счастье – лучше». Тарасовой и прочими героинями не интересовался. Казалось, что так, как Тарасова, и я всегда сыграть смогу. А вот как Рыжова – нет. В этих старухах была тайна. На экране виделись шкафы, комоды, полати, печка. И Массалитинова – среди этих вещей, сама из ряда этих безусловных реалий. Я бы сказал, виртуальная реальность, рожденная во плоти. Из того же ряда безусловностей – Комиссаров в роли старого унтер-офицера в «Правде – хорошо, а счастье – лучше».