Незадолго до ностальгии. Владимир Очеретный

в память об их знакомстве и незабываемых приключениях в Праге. Он наколол на правой лодыжке изображение Вариной туфельки и своей кроссовки, а она – какую-то непонятную фигуру, со столь же непонятным узором из линий и чёрточек: сколько он ни разглядывал, не мог понять, что же она означает. На попке, в верхней части левой ягодицы.

      – Это браслет, – объяснила Варвара, когда показала ему татуировку в первый раз.

      – Что угодно, но не браслет, – засмеялся он. – Если бы меня спросили, на что это меньше всего похоже, я бы, наверное, так и сказал: на браслет!

      – Вот! – возликовала она. – Ты сам сказал! Именно поэтому и браслет!

      – Постой, – озадачился он, – но эта фигура и на слона совсем не похожа… и на вилку… и на наших соседей… В мире куча всего, на что она не похожа!

      – Когда просто не похоже – это одно, – Варвара категорически замотала головой, – а меньше всего похоже – совсем другое. Совсем. Поверь мне. Совсем-совсем.

      – Хорошо, – согласился он, – но скажи, пожалуйста, зачем тебе на попке браслет? Браслеты, насколько мне известно, носят на других частях тела.

      – Как – зачем? – удивилась она. – Для украшения!

      – Ты даже не можешь его увидеть! – снова засмеялся он. – И зачем украшать такую очаровательную попку? Разве её может украсить какая-то татуировка?

      – Ещё как могу! – Варвара предпочла отвечать только на первое замечание. Она стала вертеться и выгибаться, стараясь заглянуть себе за спину, но в конце концов убежала к зеркалу и торжествующе сообщила оттуда: – Могу! Вот видишь: я вижу!

      – Ну хорошо, – согласился он, – пусть это – браслет, и ты его можешь увидеть. Но какое отношение он имеет к Праге? Я не помню там ничего такого!

      В ответ она загадочно улыбалась и качала головой.

      Киш подумал, если слово «браслет» применять не к изображённому предмету, а к самому рисунку, получится не нарицательное, а собственное, как названия у картин, и тогда всё становится на свои места. Потом не раз, когда они лежали в постели, обнявшись, Варвара спрашивала: «Как там мой Браслет?» – «На месте», – отвечал он, ласково гладя её, и иногда ему казалось, что он осязает рисунок кончиками пальцев.

      Сейчас эти воспоминания принесли с собой лирическую горечь. Он посмотрел на свой диван, превратившийся из ложа любви в лежак холостяка (смешно, но факт: после Вариного ухода диван стал потихоньку разваливаться), и позволил себе предаться грусти ещё на некоторое время (ровно в один коктейль). Включив Kaleva-скоп, он стал рассматривать в окне бесчисленные улицы, переулки и дворы, которые сменяли друг друга в произвольном порядке – респектабельные и так себе, крохотные и огромные, новые и те, откуда уже ушло время. Это созерцание домов и дворов, которые он, носимый потоком повседневности, никогда не увидит воочию, походило на бесцельное шатание по городу в попытке заглушить хандру усталостью.

      В довершение ему вдруг вспомнился рассказ из ранней прозы Саши Ивойловой: в нём говорилось о мужчине, который каждый день видел в окне дома напротив женщину приблизительно своих лет. Они никогда не встречались на улице, но однажды он увидел, как её комната