Фантазии женщины средних лет. Анатолий Тосс

шаг, но его занесенная рука застыла в воздухе. – Как ты могла? – прохрипел он и повторил: – Как ты могла?

      Я хотела что-то ответить, но справа раздался шорох. Тот, из кого Майкл, казалось, только что выбил сознание, пытался встать. Он перевернулся и теперь стоял на коленях, тряся головой, одна рука безвольно болталась, второй он упирался в землю. Ему потребовалось время, чтобы подняться на ноги, все смотрели: получится – не получится, и у него получилось. Он стоял пошатываясь, но Майкл снова схватил его за рубашку и опять, тыча в лицо угрожающе выставленным пальцем, процедил:

      – Если ты, сволочь, сейчас же не расскажешь мне все, считай, что ты калека. Ты никогда не встанешь с инвалидной коляски.

      Я отчетливо слышала каждое слово и так же отчетливо поняла, что это правда – Майкл собирался покалечить его.

      – Что ты хочешь узнать? – раздался тихий, с трудом различимый голос. – Я вообще не понимаю: о чем ты? Я читал ей стихи. Глупо получилось, конечно, но я читал стихи.

      – Я убью тебя, я сейчас убью тебя, – прохрипел Майкл и снова занес руку со сжатыми в кулак пальцами. – Какие стихи?

      – Я пишу стихи. – Голос немного окреп, в нем не слышалось страха, наоборот, мне почудилась даже скрытая усмешка. – Я хотел прочитать ей стихи, она любит стихи, ты ведь знаешь, вот и все. И мы зашли в эту комнату, в ванную то есть, и я читал стихи.

      – Зачем надо было заходить в ванную?

      Мне показалось, что Майкл опешил не только от простоты объяснения, но и от спокойного голоса тоже.

      – Я начал читать в коридоре, но там было шумно, музыка мешала, и я предложил перейти в другую комнату, я даже не знал, что это ванная, думал, отдельная комната. – Это правда, подумала я. – А потом, когда ты начал стучать, Жаклин испугалась, что ты неправильно все поймешь, и я решил вылезти в окно, чтобы разрядить ситуацию, да вот свалился.

      Он даже усмехнулся, как будто извиняясь, и мне показалось, что при этом он посмотрел на меня. Объяснение закончилось, но Майкл все еще держал его, не расслабляя занесенной руки.

      – Какие стихи? – спросил Майкл, видимо не зная, что делать дальше.

      – Я написал стихотворение, большое, почти поэму, я ее всем читаю. – И вдруг он стал читать:

      Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,

      Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,

      Слова и их мотив, местоимений сплав.

      Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.

      Созвездья погаси и больше не смотри…

      Он читал в специфической авторской манере, немного монотонно, делая ударение на только ему известных слогах. И все же в этой декламации проступало скрытое глумление, возможно, в интонациях, но только одна я могла его различить. Впрочем, он не дочитал стихотворение, широкая ладонь Майкла сжала его лицо, вминая щеки, а затем с силой толкнула назад.

      – Смотри, гад, – сказал Майкл, подойдя к нему, лежащему совершенно беззащитно на земле. – Еще раз увижу – тебе не жить.

      – Заканчивай,