Гастрономические фантазии. Сборник рассказов. Александр Браинрек

дельный нож. Добежав до нужного дома, вломился всем телом в тощую калиточку, та с хрустом распахнулась, громко хлопнув о забор. Не обращая внимания на, выскочившую из перекошенной будки с заливистым лаем, мелко-безродную рыжую шавку, затопал сапожищами по деревянным ступеням крыльца, оставляя на них комья грязи. Распахнул дверь в дом и закричал:

      – Колька! Коооля!

      В сени выглянула встревоженная хозяйка, но увидев соседа с перекошенной физиономией и ножом в руке, с визгом заскочила назад.

      – Коооля! – Кричал дед и рвался в горницу.

      Николай, здоровый мужик лет сорока пяти, перехватил того на пороге, выхватил нож, но деда это ничуть не смутило, он доковылял до стула и плюхнулся в него, мелко подрагивая всем телом.

      – Что случилось? – Спросил Николай.

      – Там… Там… Там это… – Замямлил дед.

      Николай достал из буфета графин, плеснул из него в гранчак и со стуком поставил стакан перед дедом. Тот схватил его дрожащими руками и осушил разом. Зажмурился на секунду, затем с шумом выдохнул. Николай сел на против деда и стал ждать, пока тот придёт в себя. Из дальнего угла за действом наблюдала перепуганная жена Николая – Галя.

      – В общем, – заговорил дед, – решили свинью зарезать сегодня. Ну приготовили все, пошёл в сарай, к ней, значит, а она…

      Деда снова заколбасило, он схватил графин, плеснул в стакан и забросил содержимое быстрым движением в самое горло. Собрался с духом и продолжил:

      – ОНА ГОВОРИТ МНЕ – НЕ УБИВАЙ!

      После секундного ступора, Николай выдохнул и расслабился, в углу хихикнула Галя.

      – Ну ты, дядь Ваня, даёшь. Ну тебя, с такими приколами.

      – Да не шучу я! Вот те крест! – Размашисто перекрестился дед.

      Николай внимательно посмотрел на деда, потом на грязные следы от дедовых кирзачей на полотняных дорожках.

      – Ты как себя чувствуешь? Мож у тебя горячка белая?

      – Да за кого ты меня держишь, – взбеленился дед, – я тебе что, алкаш какой!?

      – Ладно-ладно, успокойся, не хотел я тебя обидеть, – стал оправдываться Николай. – Ну, может, показалось, послышалось. Бывает ведь.

      – Пойдём, Коленька, со мной, а? Пойдём вместе посмотрим. Пойдём, – стал уговаривать дед.

      Николай вздохнул, встал, потянулся за фуфайкой:

      – Ладно, пойдём.

      В сарае пахло сеном и навозом. За жидкой перегородкой из тонких жердей, чем-то смачно похрустывала корова. А тут, в небольшом загончике, увлечённо полоскала своё рыло в корыте с жидким варевом упитанная хрюшка.

      – Ну? – Николай посмотрел осуждающе на деда.

      – Щас, щас, – засуетился дед. Хотел было зайти к хрюшке в загончик, но передумал, осмотрелся по сторонам и потянулся к вилам, стоявшим в ближнем углу. Это движение заметила свинка, перестала плескаться в корыте и уставилась на деда. Замер и дед с вытянутой рукой, а из-под засаленной ушанки лоб прочертила капля пота.

      – А черт бы вас побрал! – ругалась в пол голоса дородная тётка, выковыривая из грязи лисапетку. Уж она так аккуратно рулила по узенькой тропке вдоль самого забора, аж до тех пор, пока не доехала до двора деда Ивана. А там, как выскочили энти двое полоумных из сарая с воплями, тут она управление то и потеряла, колесо съехало в глубокую колею. Велосипед завалился набок прямо в жижу, а Зинка, так тётку звали, рухнула сверху, вдавливая технику в болото.

      Николай достал сигарету. Зажигалка долго не зажигалась, потом долго приплясывала, никак не попадая в сигарету. Наконец, Николай от души затянулся:

      – Так чё она там сказала?

      – Спросила: – Зачем вам вилы? – понуро ответил дед.

      – Херня какая-то, – сделал вывод Николай.

      Выкурив сигарету в три затяга, Николай, наконец, собрался с духом, расправил плечи и решительно зашагал к сараю.

      – Не могли бы вы прикрыть дверь, здесь сквозит, – раздался густой баритон с той половины, где обитала корова, едва Николай перешагнул порог, уже ненавистного ему, сарая.

      Когда к обеду Колькины куры закудахтали, что мол мало им зерна на день выдают, никто уже в обморок не брякался. Лишь жена Колькина Галя, до глубины души обиженная напраслиной, философски заметила:

      – Вот те раз! А чё ж жрать то теперь будем?

      Гармония

      Солнце мало, что припекает, так ещё и слепит, играя в водной ряби, мешает следить за поплавком. Однако ж, благодати то не помеха. А ведь благодать же. В камышах резвятся болотные курочки, чавкает карп. Водную гладь небольшого лесного озерца оккупировали стаи водомерок, шарахающихся от всплесков то тут, то там то ли окуня, гоняющего малька, то ли ещё чего. За спиной, где-то в густых кронах стучит дятел, и стук этот разлетается по всему лесу многократным эхом. Вот, вот поплавок дрогнул, ещё раз… Петрович, сухопарый мужик лет шестидесяти, привстав с раскладного стульчика, потянул руку к удочке, и, не касаясь её, замер в позе то ли лотоса, то ли кота перед прыжком, боясь потревожить пространство. И в этот самый момент