Остров на краю всего. Киран Миллвуд Харгрейв

вокруг столба, как учил Капуно. Получается не очень хорошо, но на двойной узел нет времени – вонь становится невыносимой. Я отступаю от воды, а капитан бросает с борта на пирс деревянные сходни.

      – Тебя человек из правительства прислал? – Голос у него хриплый и грубый.

      Я качаю головой.

      – Как всегда, – ворчит он. – Притащить нас сюда поспешили, а встречать никого не прислали!

      – Ами? – Нана уже сидит, заслонив ладонью глаза от солнца. Она смотрит на меня, на корабль, на пассажиров. На людей она смотрит особенно долго. Потом вскакивает и бежит ко мне, на ходу поправляя тряпицу надо ртом и заметно хромая.

      – Ами, уходи! Уходи оттуда!

      Многие из пассажиров поворачиваются, смотрят на нее, и я чувствую себя неуютно. Нана напугана. Бондок говорит, что заразиться страхом легче, чем стать Тронутым, и некоторые из новоприбывших нервно оглядываются по сторонам, пытаясь понять, что так напугало эту женщину с безумными глазами и почему она, с больной ногой, бегает по берегу.

      – Уходи, я сказала! – Нана задыхается, а с борта за ней наблюдают с откровенным изумлением.

      – В чем дело, леди?

      Нана уже тянет меня прочь мимо успевших сойти на берег пассажиров.

      – Нана? – нерешительно начинаю я, но она обрывает меня яростным взглядом и еще крепче сжимает мою руку. Мы направляемся домой, хотя ее палка и сковорода остались на берегу.

      Оглядываюсь через плечо. Новоприбывшие все еще топчутся на месте, ожидая, наверно, кого-то, кто сказал бы им, что делать и куда идти. На середине пути проходим мимо мальчишек.

      – Так это они? – спрашивает Дату. – Из Запредельных мест?

      Ответить нана не дает – упрямо тащит за собой и даже шагу не сбавляет.

      Едва мы переступаем порог, как она дергает меня за руку и бесцеремонно поворачивает лицом к себе.

      – Ты что себе думаешь? Ты что делаешь? – Из-за маски голос звучит глухо. – Думаешь, я не заметила?

      – Заметила что?

      – Это все из-за той дурацкой петиции! Ты что вбила себе в голову?

      – Ничего такого…

      – Не притворяйся невинной овечкой. Я знаю, что ты замыслила! Привела на берег – знала, что они сегодня прибывают, и знала, что я усну…

      – Но мы ходим туда каждый день. – Нана расхаживает по комнате, и я следую за ней глазами. Такой сердитой вижу ее впервые.

      – И если бы я не проснулась, ты бы… ты… – Она хватает воздух большими глотками, как выброшенная из воды рыбина.

      – Послушай. Я не представляю, о чем ты говоришь. Но мне жаль, что я так тебя расстроила.

      Нана резко оборачивается. Я жду новых обвинений и криков, но она вдруг сгибается, делает несколько глубоких вдохов, но ничего не говорит. Ее сжатые морщинами глаза уже не мечут молнии. Она опускается на пол, обнимает колени и опускает голову. Сморщенная, съежившаяся, а ведь только что была от злости огромная, как Бондок.

      Я сажусь рядом и тоже подтягиваю к подбородку колени – показываю, что