Изумительный Морис и его ученые грызуны. Терри Пратчетт

Все старые города так устроены. Люди строят над землей – и под землей. Погреба и подвалы прокладываются впритык друг к другу, и какие-то из них со временем оказываются заброшены – всеми, кроме тех тварей, что предпочитают не попадаться никому на глаза.

      В густой, теплой, сырой темноте раздался голос:

      – Так, у кого спички?

      – У меня, Фасоль Опасно-для-Жизни, я – Четыре-Порции.

      – Молодчина, девочка. А у кого свеча?

      – У меня, сэр[2]. Это я, Ломтики.

      – Отлично. Поставь на землю; Персики ее зажжет.

      В темноте послышался топоток многих лап. Не все крысы привыкли к идее освещения; некоторые спешили убраться подальше.

      Раздался царапающий звук, вспыхнула спичка. Удерживая спичку в обеих передних лапках, Персики зажгла свечной огарок. В первый миг пламя ярко полыхнуло – и засияло ровным светом.

      – Ты его правда видишь? – спросил Гуляш.

      – Да, сэр, – подтвердил Фасоль Опасно-для-Жизни. – Я ведь не совсем слеп. Я ощущаю разницу между светом и тьмой.

      – Знаете, – пробурчал Гуляш, подозрительно глядя на пламя, – все равно мне это очень не по душе. Нашим родителям вполне хватало темноты. Это все добром не кончится. Кроме того, зажигать свечку – значит хорошую еду разбазаривать.

      – Мы должны научиться управлять огнем, сэр, – невозмутимо объяснил Фасоль Опасно-для-Жизни. – С помощью пламени мы говорим свое слово Тьме. Мы заявляем: мы – сами по себе. Мы заявляем: мы – не просто крысы. Мы заявляем: мы – Клан.

      – Хрумпф, – буркнул Гуляш; так он обычно отвечал на любую непонятную ему речь. А в последнее время он хрумпфал очень, очень часто.

      – Я слыхала, молодые крысы жалуются, что тени внушают им страх, – сообщила Персики.

      – С какой стати? – удивился Гуляш. – А полная темнота их, надеюсь, не пугает? Темнота – для крыс в самый раз! Крысам полагается сидеть в темноте!

      – Странно, – промолвила Персики, – но мы не знали, что существуют тени, пока не обрели свет.

      Одна из крыс помоложе робко подняла лапку.

      – Эгм… и даже когда свет гаснет, мы все равно знаем, что тени – тут, рядом, – проговорила она.

      Фасоль Опасно-для-Жизни обернулся к молодой крыске.

      – А тебя звать?.. – спросил он.

      – Вкуснятина, – подсказала молодая крыска.

      – Так вот, Вкуснятина, – мягко объяснил Фасоль, – я думаю, страх перед тенями – это все из-за того, что мы поумнели. Твой разум осознает, что есть ты, а есть все прочее вне тебя. Так что теперь ты не просто боишься того, что видишь, и слышишь, и чуешь, но еще и всего того, что ты… вроде как… видишь внутри своей головы. Если научиться без страха смотреть в лицо теням извне, это поможет нам бороться с тенями внутри нас. И ты сможешь справиться со всей темнотой. Это огромный шаг вперед. Так держать.

      Вкуснятина глядела не без гордости, но явно нервничала.

      – А я вот не понимаю, из-за чего весь сыр-бор, – встрял Гуляш. – На мусорной куче у нас все было в порядке. Я вообще ничего не боялся.

      – И мы были легкой

2

Обращение «сэр» очень трудно перевести на крысиный язык. По-крысиному слово «сэр» – это вовсе не слово; крыса просто на миг припадает к земле, давая понять, что в данный момент припавшая к земле крыса готова считать вторую крысу за главного, но и та пусть не позволяет себе лишнего.