Отец Григорий. Жизнь, посвященная Богу. Ольга Пономарева

впереди. Только прожекторы со сторожевых вышек зоны на миг рассекали своим лучом разбушевавшуюся зимнюю стихию и беспомощно увязали в ней.

      Группа заключенных шла след в след. Скорее – спина в спину, держась друг за друга. Ветер был такой, что оторви он человека от земли – просто понес бы, покатил по заснеженному полю. Конвоиры поневоле прижимались ближе к заключенным, чтобы не потеряться в этом снежном месиве. По существу, конвой тут был и не нужен. Бежать отсюда некуда. На сотни километров – ни жилья, ни даже охотничьих стоянок. Разве что где-то рядом зона, подобная этой, да одинокая поземка несущегося по болотам и полям снега. И почти непроходимые леса…

      Молодой диакон Григорий, отбывающий уже четвертый год из десяти, был назначен бригадиром группы самых трудных, злостных рецидивистов-уголовников со сроками заключения до двадцати пяти лет. Это практиковалось местным начальством: сломать, подмять под себя молодых, превратив их в фискалов и доносчиков, чтобы легче было держать в узде других – убийц и насильников, для которых «убрать» человека было пустяком, а порой и некоторым развлечением. Даже охранники, имеющие власть и оружие, не хотели связываться с ними.

      Группа двигалась в сторону лесной делянки, которую несколько дней как стали разрабатывать. Удерживать правильное направление мешали снежная буря и слепящий ветер. Контуры дороги, которая стала появляться за эти дни, опять исчезли в снежных завалах. Шли почти наугад к темнеющей вдали стене глухого таежного бора. Шли на пределе, выбиваясь из сил, но стараясь поскорее хоть как-то укрыться в лесу от сбивающего с ног ветра.

      Отец Григорий шел первым – вроде бы по обязанности бригадира, а на деле он по пояс в снегу прокладывал путь другим, чтобы не спровоцировать назревающий с момента их работы на делянке конфликт, который вот-вот готов был разразиться. Он шел, не переставая творить Иисусову молитву. Голодные, озверелые арестанты который день с безумством фанатиков требовали от него еды, так как их дневные пайки – застывшие склизкие комки хлеба – не могли насытить даже ребенка. Отец Григорий спиной чувствовал, что над ним готовится расправа. Как горячо он молился в эти минуты Господу и Божией Матери! Ноги сами несли его куда-то, и, подходя к лесу, он понял, что их делянка осталась далеко в стороне. Он понимал, что не только любой час, но и миг для него может быть последним.

      Добравшись до леса и убедившись, что они забрели в сторону, зеки обступили его плотным кольцом. Ничем не отличаясь от стаи волков, они выжидали, кто кинется первым, чтобы затем включиться остальным и завершить бессмысленную кровавую драму. Им это было не впервой. И даже предлог есть: куда завел? Не насытиться, так хоть выместить накопившуюся звериную злобу. Охрана в такие минуты сразу исчезала. Положение казалось безвыходным. Но как сильна была его вера в помощь Господа!

      Все, что произошло дальше, он делал, видя себя как бы со стороны. Неожиданно для себя он непринужденно смахнул снег с поваленного ветром некогда отдельно от других стоявшего кедра и сел, улыбнувшись. Это просто ошеломило