Веления рока. Валентин Тумайкин

Она опять заговорила про покойного деда, а потом о своих двух дочерях, которые выскочили замуж на сторону и теперь от них ни слуху, ни духу: – Хоть бы внучиков показать приехали, да и на самих-то насмотрелась бы перед смертью. Нет, не приезжают: ни та, ни другая. Видать, я им теперь стала не нужна или им некогда, у молодых-то забот много. А я все жду, выйду вот так на улицу и смотрю на дорогу, вдруг вспомнят обо мне и приедут. – Тут она грустно вздохнула. – Нет, не дождусь, похож. Чего уж мне жить-то осталось… Помру я скоро.

      – Это я и сам вижу. На тебя достаточно только взглянуть и все становится ясно, без твоего признания. Иначе и быть не может, даже не надейся. – Заложив руки в карманы и выпятив грудь, Дыба слегка пошатнулся с пятки на носок. – Ты мне скажи другое: деньги на похороны приготовила или нет? Вот что для меня важно, а остальное совершенно не интересует.

      – Приготовила, касатик, приготовила, об этом не беспокой– ся. Уже какой год с пенсии откладываю. А как же, старым людям без запаса никак нельзя.

      Дыбе страшно захотелось спросить, где она прячет деньги, но не нашелся, как выразить это, чтобы не было слишком прозрачно, грубо, и он сказал:

      – Вот теперь у нас с тобой конкретный разговор.

      – И то правда. Ты, я гляжу, человек-то больно уж сердобольный. Вон, какой усталый, как будто всю ночь не спавши, а все ходишь, работенку подыскиваешь. Работящий, видать.

      – Если бы. Просто некуда деться.

      – Мне ведь восемьдесят шестой годок стукнул, – про– должала она. – Аль восемьдесят седьмой? Все равно умирать неохота. Хочется еще поглядеть на солнышко, на людей. Ведь ложиться в глубокую землю страшно и обидно, закопают, и не увидишь больше белого свету.

      «Во! Гонит старуха!» – занервничал Дыба. – На больное место давит».

      – Бабуля, ты меня достала своим речитативом. Кончай базар, мне капусту рубить надо.

      Старушка недоуменно подняла глаза.

      – Капусту еще рановато рубить, касатик. Ты бы мне грядки вскопал.

      – Как скажешь.

      Она замешкалась, посмотрела в лицо Дыбы, подумала: «Видно, у него тоже с памятью плохо дело». И спросила:

      – Я вот опять насчет таблеток. Принести тебе, ай как?

      – Бабуля, ты меня на колеса не сажай! Не надо никаких таблеток, лопату давай. У меня руки чешутся.

      – Ты вот еще послухай, – собралась было продолжить старушка разговор, но Дыба перебил ее:

      – Некогда мне слушать, лопату, говорю, давай, пойду по– трошить грядки. Время – деньги, сама знаешь.

      – Пойдем, касатик, пойдем.

      Они прошли двором на огород мимо слежавшейся кучи органического удобрения, на вершине которой царственно произрастал жирный лопух в сиреневых бубонах, а на склонах – жилистая лебеда. Пахло преющим навозом. Старушка отыскала лопату, показала, где копать и собралась уходить, но остановилась. Дыба хотел тут же ее и придушить. «Но где потом искать деньги, – подумал он. – Старые – народ хитрый, так заныкают, что век не найдешь. Вон, фараоны, тысячу лет тому назад повымерли, а археологи