Скрываясь от гуронов. Нина Запольская

Неужели тебе нечего будет сказать своим читателям?

      – Да, конечно!.. Материалов масса! – вскричал Томас, уже воодушевляясь. – Ты даже себе не представляешь, как их много!..

      Он вдруг забегал по мастерской, стискивая руки и бормоча себе под нос:

      – Тут и рокайльные мотивы, и готические… Прелесть!.. Чудо!.. А ещё французское направление и испанское. А китайская тема?.. Боже мой!

      Томас остановился, уставился на стоящий посреди мастерской китайский стул и, подлетев к нему, сорвал с него узорчатый покров.

      – Я начну рисовать иллюстрации с этого стула! – провозгласил он очень уверенно.

      – Начни, – поспешил согласиться с Томасом капитан. – Сними с него лекала, сделай кальку с перламутровой вставки…

      Тут он замолчал и уставился невидящими глазами куда-то в пространство. Потом несколько раз задумчиво переступил с пяток на носки и добавил:

      – А потом отдай всё мне… Ты понимаешь?.. И никому про этот стул не рассказывай, а уж, тем более, не пиши. Про всё пиши, а про этот стул – нет.

      – Понимаю, – сказал Томас. – Сегодня же и начну… Прямо вот сейчас и начну.

      – Начинай, работы с книгой будет много… Не на один год, – подтвердил капитан и спросил: – Ты же днём будешь мебель резать, а писать только по ночам?

      – Да, конечно, – ответил Томас и грустно улыбнулся. – Надо же и на жизнь что-нибудь зарабатывать…

      – Тогда не буду тебе больше мешать, – ответил капитан.

      Он быстро собрался и ушёл к себе в гостиницу, обещав Томасу в скорости опять наведаться, как только закончит свои дела – у него были какие-то дела в Грейвзенде*.

      ****

      Вот там-то, недалеко от Грейвзенда, через пару дней капитан и увидел на улице Дэниз, Дэниз с Тортуги.

      Она стала совсем взрослой женщиной, взрослой и очень красивой, и капитан ни за что бы не узнал её, если бы не её взгляд – отчаянный взгляд, которым незнакомые женщины никогда не смотрят на незнакомых мужчин. Он обомлел, потом ни слова не говоря подошёл к ней, снял треуголку и поцеловал ей руку. Она сказала, что только что проводила мужа-капитана, который ушёл в рейс, и сейчас идёт к себе в гостиницу. Капитан, любуясь ею и ещё сам не зная зачем, договорился с Дэниз, что зайдёт за ней завтра, и они поедут куда-нибудь, может быть, к морю. Ещё раз поцеловав руку Дэниз, он проводил её взглядом и пошёл дальше, но даже со стороны, по походке капитана было заметно, что он не в себе: воспоминания разгорались в нём всё сильнее.

      Скоро капитан поймал себя на мысли, что думает только о том жалком комочке платка, который Дэниз, в наивности и простодушии, а может быть, от отчаяния, протягивала ему в той таверне Бастера, и как он от неё тогда сбежал. Стыд горячей волной прошёл по его спине, в горле что-то болезненно сжалось, он остановился посреди улицы и посмотрел невидящими глазами перед собой, и скоро невыносимое желание спасти, защитить Дэниз затопило его.

      Ночь он почти не спал. Он рвался к Дэниз, как едва оперившийся мальчик, который мечтает о первом свидании, образ новой Дэниз не выходил у него из головы, преследуя до одури, до умопомрачения.