Кортик. Анатолий Рыбаков

столовой расписаны масляной краской. Потускневшие и местами треснувшие, эти картины изображали пузатое голубое море под огромной белой чайкой; ветвистых оленей меж прямых, как палки, сосен; одноногих цапель; бородатых охотников в болотных сапогах, с ружьями, патронташами, перьями на шляпах и умными собаками, обнюхивавшими землю.

      Над диваном – портреты дедушки и бабушки в молодости. У дедушки густые усы, его бритый подбородок упирается в накрахмаленный воротничок с отогнутыми углами. Бабушка – в закрытом черном платье, с медальоном на длинной цепочке. Ее высокая прическа доходит до самой рамы.

      Миша вышел во двор. Два дровокола пилили там дрова. Пила весело звенела: «Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь», и земля вокруг козел быстро покрывалась желтой пеленой опилок.

      Миша уселся на бревно возле будки и разглядывал дровоколов. Старшему на вид лет сорок. Он среднего роста, плотный, чернявый, с прилипшими к потному лбу курчавыми волосами. Второй – молодой белобрысый парень с веснушчатым лицом и выгоревшими бровями, весь какой-то рыхлый и нескладный.

      Стараясь не привлекать внимания пильщиков, Миша засунул руку под будку и нащупал сверток. Вытащить? Он искоса посмотрел на пильщиков. Они прервали работу и сидели на поленьях. Старший свернул козью ножку, ловко вращая ее вокруг пальца, и, насыпав с ладони табак, закурил. Молодой задремал, потом открыл глаза и, зевая, проговорил:

      – Спать охота!

      – Спать захочешь – на бороне уснешь, – ответил старший.

      Они замолчали. Во дворе стало тихо. Только куры, выбивая мелкую дробь в деревянной лоханке, пили воду, смешно закидывая вверх свои маленькие, с красными гребешками головки.

      Дровоколы поднялись и начали колоть дрова. Миша незаметно вытащил сверток, развернул его. Рассматривая клинок, он увидел на одной его грани едва заметное изображение волка.

      Миша повернул клинок. На второй грани был изображен скорпион и на третьей – лилия.

      Волк, скорпион и лилия. Что это значит?

      Около Миши вдруг упало полено. Он испуганно прижал кортик к груди и прикрыл его рукой.

      – Отойди, малыш, а то зашибет, – сказал чернявый.

      – Малышей здесь нет! – ответил Миша.

      – Ишь ты, шустрый! – рассмеялся чернявый. – Ты кто? Комиссаров сынок?

      – Какого комиссара?

      – Полевого, – сказал чернявый и почему-то оглянулся на дом.

      – Нет. Он живет у нас.

      – Дома он? – Чернявый опустил топор и внимательно посмотрел на Мишу.

      – Нет. Он к обеду приходит. Он вам нужен?

      – Да нет. Мы так…

      Дровоколы кончили работу. Бабушка вынесла им на тарелке хлеб, сало и водку. Они выпили. Белобрысый – молча, а чернявый со словами: «Ну, господи благослови». Он потом долго морщился, нюхал хлеб и в заключение крякнул: «Эх, хороша!» – и почему-то подмигнул Мише. Они не спеша закусывали, отрезая сало аккуратными ломтиками, обгрызая и высасывая шкурку. Потом выпили по ковшу воды и ушли.

      Но бабушка не уходила. Она установила на треножнике большой медный таз с длинной деревянной ручкой,