Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков

глухим, монотонным голосом, подражая старикам, продолжал:

      – А в самую глухую полночь старый граф выходит на гать. Старый, борода до колен, белый весь, седой. Выходит и ждет. Увидит прохожего человека и говорит ему: «Пойди, говорит, к царице и скажи, пусть, мол, похоронят нас по христианскому обычаю. Сделай милость, сходи!» Так это просит слезно да жалостливо… А потом кланяется. А вместо шапки снимает голову. Держит ее в руках и кланяется. Стоит без головы и кланяется. Тут кто хошь испугается, с места не сдвинешься от страху. А старый граф кланяется, голову в руках держит и идет на тебя. А прохожему главное что? Главное – на месте выстоять. Коли выстоишь, так он подойдет к тебе вплотную и сгинет. А ежели побежишь, так тут и упадешь замертво. Упадешь замертво, а граф тебя под гать и утащит.

      – И много он утащил? – улыбнулся Миша.

      – Раньше много утаскивал. А теперь туда и не ходит никто. Из Москвы приезжали. Рыли эту самую гать. Да разве их найдешь! Как милиция уехала, так они снова залегли.

      – А за что их казнили? – спросил кто-то.

      – Кто их знает! Кто говорит – за измену, кто говорит – клад золотой царский запрятали.

      – Ну конечно, – иронически заметил Генка, – клад уж обязательно. Без клада не обойдется.

      Миша протянул руку по направлению к помещичьему дому:

      – Про этих графов ты рассказываешь?

      – Про них, – кивнул головой Жердяй, – про предков ихних. Который граф за границу убежал, так тому, что под гатью, он внуком приходится.

      Миша зевнул:

      – Сказки!

      – Не говори, – возразил Жердяй, – старики рассказывают!

      – Мало ли что старики рассказывают, – пожал плечами Миша. – Сколько чудес рассказывали про мощи, а когда стали в церквах изымать ценности в пользу голодающих, так ничего и не нашли в этих мощах. Одна труха, и больше ничего. Обман! Опиум! Затуманивают вам мозги, и всё!

      Потом Миша посмотрел на свои часы. Хотя он носил их на руке, но они были переделаны из карманных, такие большие, что даже рукава рубашки не могли их закрыть. Полдевятого.

      – Давай отбой! – приказал Миша горнисту.

      В ночной тишине громко прозвучал горн.

      Прощаясь с Жердяем, Миша сказал:

      – Завтра мы придем клуб оборудовать. Так ты сходи с ребятами в лес и наруби еловых веток. Мы ими клуб украсим.

      – Можно, – согласился Жердяй. – А книжки принесете?

      – Обязательно. И попроси Николая, чтобы он тоже пришел. Поможет нам закончить сцену и скамейки.

      – Придет! – уверенно ответил Жердяй.

      Белая рубашка мелькнула среди деревьев. Послышался хруст ветвей. Все стихло.

      – Как он не боится ходить ночью по лесу один! – сказала Зина.

      – А чего бояться? – хвастливо возразил Генка. – Я ночью куда угодно пойду. Хотя бы даже на эту дурацкую гать.

      – Ложись лучше спать, – сказал Миша, – а то завтра к поезду опоздаешь.

      Все разошлись по палаткам. Некоторое время слышались смех и возня. Миша в последний раз обошел лагерь, проверил посты. Останавливаясь у палаток, он громко говорил: