Капкан. Амелия Брикс

Петрович прижимает меня к себе, и я даю волю слезам. – Поплачь, девочка, поплачь, – нежно и успокаивающе поглаживает меня по спине, – иногда это полезно, выплакать все свои печали и горести. Намного хуже, когда сухие глаза, а плачет душа, уж поверь мне старику, – тяжело вздыхает.

      Когда рыдания переходят на всхлипы, я отстраняюсь от своего начальника.

      – Простите, я…

      – Такие молодые, а уже такие сломленные, – тихо произносит он, смотря на водную гладь.

      Да. Сломленная. Как точно он подобрал слово. Я уже никогда не буду цельной. Можно залатать рану, но каждый раз она будет ныть и кровоточить, напоминая о прошлых ошибках.

      – Ты не отчаивайся, Машенька, – в груди что-то сжимается от такого родного и по-отечески нежного «Машенька».

      – Спасибо, – шепчу я.

      – Пока не за что, – добродушно улыбается, – найдешь ты еще свое счастье.

      Киваю в ответ, не веря его словам.

      – Все будет хорошо, дочка, – будто читая мои мысли, говорит шеф, – у тебя точно оно будет, а на Марка ты не обижайся. Он парень не плохой, но жизнь его потрепала и сломила. Вот в его счастье я сомневаюсь, – обреченно вздыхает.

      Не хочу слышать это имя, но факт того, что мой начальник говорит о нем – дает понять – у Марка свое не самое счастливое прошлое. Петрович молчит, а я не расспрашиваю. Так, в полной тишине, мы сидим какое-то время, наслаждаясь красотой раскинутой вокруг и стрекотом сверчков, пока до нас не доносится урчащий звук мотора.

      – Решила уехать? – уточняет шеф.

      – Да… Так будет лучше, – поднимаюсь, стряхивая с себя песчинки.

      – Возможно. Ну, ты беги, а я еще посижу тут немного, – задумчиво говорит Петрович.

      По тропинке добираюсь до домика. Вижу Сергея, поддаюсь эмоциям и бросаюсь в его крепкие и родные объятия, утыкаюсь в грудь.

      – Ну, что ты, моя хорошая, – проводит ладонью по спине, – я здесь. Я приехал. Давай отвезем тебя домой. Где твои вещи? – я отстраняюсь и киваю головой в сторону домика.

      Взявшись за руки, мы проходим мимо людей, с которыми я провела этот день.

      – Уже удираешь? – слышу ненавистный мне голос, – а впредь, – Марк выставляет вперед палец, – запомни, воспитанные и взрослые люди стучатся, прежде чем врываются в комнату и прерывают людей на самом интересном моменте, – зло ухмыляется.

      От такой наглости я просто теряю дар речи.

      – И не надо хлопать дверью. Она здесь не причем, – хмыкает и отворачивается, запускает руку в волосы, тормоша свою шевелюру.

      Собравшиеся вокруг нас люди стоят с открытыми ртами, не понимая, что происходит. Я уже не контролирую себя и выпаливаю все, что накопилось за этот день.

      – А придуркам, вроде тебя, не надо занимать чужие комнаты, или хотя бы научиться запирать двери, если уж так невтерпёж потрахаться, – срываюсь на нервный крик.

      – Да пошла ты… соплячка!

      – А ты…