Тысячелетняя любовь Рашингавы. Анастасия Сагран

по-настоящему.

      – Прогресс, – отметил он. – Один из подобных последующих вечерних сеансов обернётся для вас непременным открытием. Вы будете гордиться собой.

      – Правда? – захлопала глазами Мария. Потом до неё дошло, что он имел в виду, что скоро она перестанет засыпать. И ей снова что-то в этом всём не понравилось.

      Всю дорогу до задней калитки дома Левенхэма Рашингава либо молчал, либо говорил о строго научной ерунде и в итоге Мария… разозлилась. Но она понятия не имела, какую пакость можно безбоязненно сделать принцу империи, перевёртышу и работодателю, и ограничилась просто молчанием и непроницаемым выражением лица.

      – Что-то не так? – спросил он, когда Мария уже отпирала калитку ключом. Но, даже позволив себе ненадолго задуматься, она не нашла внятного объяснения для того, что хотела сказать.

      – Плохое настроение, – только сказала девушка, попрощалась, и, избегая встречаться взглядом с Рашингавой, отгородилась от него калиткой и скрылась за опущенными к самой земле ветками дерева-гамака.

      Марию встретила Апенене:

      – Ну что?

      – Ничего. Вообще ничего. Я проводила время в его пределе, а он проводил время где-то ещё.

      – Ты хотела побыть с ним? Поговорить о чём-то важном? Невооружённым глазом видно, что ты злишься.

      – О, я? Устала, наверное… Да, правда, устала. Пойду-ка спать.

      – Поесть не желаешь? Нет? Хоть перекусить надо… матти ещё совсем мягкие, с пудровыми сливками, а?

      – А, о… нет. Я – только спать, только спать. Спасибо, милая, но нет. Мне нужно очистить голову. Завтра утром опять туда отправляться.

      Следующим утром Марии дали нового мучителя-учёного, заливавшего ей в уши всё о том, какой он выдающийся, и как велика его цель.

      Рашингава долго не появлялся.

      Мария уже почти начала понимать, о чём вообще ведётся речь, когда принц влетел, не касаясь пола, поднял приветственно руку, взял что-то со стола и снова исчез – его буквально втянуло в один из дверных проёмов, вырезанных в стене, неестественно высоко над полом. Не перевёртыши не смогли бы туда влезть или впрыгнуть.

      Воодушевление, вспыхнувшее было, придавило тяжёлым, удушающим чувством.

      Но через некоторое время Рашингава вернулся, попросил одну из сопровождавших девушек принести шоколад с молоком и сливовый джем, и уселся рядом, чтобы послушать рассказ учёного вместе с Марией. После того, как разглагольствования закончились, Рашингава пил с ней шоколад, расспрашивая о её делах. Он делал всё это так доброжелательно, что девушке стало немного стыдно. Она была уверена, что совсем-совсем не приблизилась к тому, что бы хотя бы начать выполнять свою работу здесь так, как хотел Рашингава. И призналась в этом. Рашингава только улыбнулся:

      – Если вкратце, то тот, последний выступавший, кстати, его зовут Прендр, работает над очень важной и опасной вещью…

      – Это вот я поняла, – прервала принца Мария. – Он подробно расписал, какие болезни грозили бы мне, работай я вместе с ним.

      – Потому что… – Рашингава