Плоды манцинеллы. Максим Львович Сугробов

раздираемый ужасной головной болью, и делает свой первый глоток. А если глотка не оказывается, то великий дирижер воет, как раненый зверь, с невероятным трудом одевается и ползет до ближайшего магазина, бережно сжимая дрожащими руками найденную в доме мелочь. Отец завтракает спиртным, затем заваливается в свое любимое кресло, включает зомбирующие телепередачи и продолжает накачивать себя обжигающей жидкостью до самого ужина. До возвращения матери.

      – А еще говорят, – Конрад склонил голову и ехидно посмотрел на Майера, – что у тебя есть брат-близнец.

      – Брат-урод, – выплюнул один из мальчишек.

      – Урод, – закивал Нойманн. – Расскажи, какой он, Басти.

      Себастьян слепо смотрел перед собой, с трудом разбирая, как шевелятся губы Конрада. Майер не слышал слов, не слышал вопросов – мир замолк после слова «урод».

      – Он хотя бы говорить то умеет? Вы его кормите с ложечки, как немощного старика?

      Ребята веселились. Они заливисто смеялись, порой перебивая смехом дикий лай исполинского пса. Конрад хохотал, запрокинув голову и держась за живот. Он не сразу понял, как и почему смешок застрял в горле, не мгновенно осознал, из-за чего дышать стало тяжело, а шею пронзила боль.

      – Я схватил его за кадык. Не мог себя контролировать, сознание просто отключилось. Схватил, рванул, а потом…

      Себастьян налетел на Конрада, крепко вцепился ему в горло, чувствуя необъяснимую мощь гнева, и отбросил в сторону новенький велосипед.

      – Он не урод! – хрипло шипел Майер. – Он не урод!

      Друзья Конрада, остолбенев, смотрели на внезапную и пугающую ярость робкого мальчика. Они видели, как исказилось лицо Бастиана, как зловеще заблестели его глаза, и не решились вмешаться. Себастьян впечатал Нойманна в ржавые прутья забора. Крепко держа за горло, ударил Конрада по лицу свободной рукой, а потом еще и еще раз. Ему было страшно и больно, но он хотел, чтобы этому противному мальчишке, который обижал его на протяжении нескольких лет, было еще больнее.

      – А потом… – Себастьян отвел взгляд. Марта напряженно слушала. – Потом он начал орать.

      Щели между прутками были широкими. Достаточно широкими, чтобы в них смогла пролезть голова мальчика. Когда Себастьян прижал Конрада к забору, левая рука Нойманна оказалась по ту сторону металлической ограды. Майер нанес удар, второй, третий… А потом его оглушили вопли всей троицы. И на фоне их криков, Бастиан слышал противный хруст.

      – Пес набросился на паренька, – доктор замолчал, и, казалось, не хотел продолжать.

      – Что он с ним сделал? – робко спросила Марта.

      – Вырвал плечевой сустав. В крошку разжевал предплечье. Пес едва не оторвал ему руку…

      Конрад дико кричал Себастьяну в лицо, а вылетевшая из сустава головка кости выступала сантиметров на десять ниже плеча. И повсюду была кровь. Майер стоял перед искалеченным мальчиком и с ужасом смотрел на отвратительно-неестественный изгиб его левой руки. Спутники Нойманна, моментально растерявшие задорный энтузиазм, бросились бежать. Ребята наверняка обделались. Себастьян