Роялистская заговорщица. Жюль Лермина

это непомерное честолюбие? Эта молодая, прелестная женщина, которая была рождена для жизни, для любви, отдавалась со страстью изучению всех средств к низвержению этого вымышленного героя, хотя бы ценой погибели отечества!

      В настоящую минуту Регина де Люсьен была всецело во власти демона интриги, которому она отдалась.

      Она была поразительно хороша: на ней было платье из легкого сукна с длинной талией, вопреки имперским модам на груди этой женщины-девственницы, которая при малейшем кокетстве внушила бы столько страсти, был скромно повязан фишю а-ля Шарлотта Корде, а на черных роскошных волосах, убранных короной, на которых так кстати были бы бриллианты, был надет чепчик Марии Антуанетты. Да, Регина была удивительно красива, и вместе с тем в ней было что-то странное. Красивы были ее большие голубые глаза, ее красные молодые губы, ее тонкий, с маленькой горбинкой нос, овал ее лица с нежной, бледно-розовой кожей.

      Поражал в ней ее вид величия, и это было в ней не притворно: ведь она была единственная в своем роде. Ее точно озаряли какие-то лучи, придавая особую белизну ее высокому лбу, ее изящным рукам маркизы.

      Как могло случиться, что эта женщина, каждое движение, каждый взгляд которой дышали страстью, реальной, человеческой, живой, должна была замкнуться в этом тесном кружке, в котором она, без сомнения, задыхалась?

      Ни одно существо не могло олицетворять собой лучше идеала любовницы, супруги, матери, а она не была ни любовницей, ни супругою, ни матерью: она вся была поглощена честолюбивыми замыслами, и между тем честолюбие не было ее свойством.

      Тревожные времена порождают подобные аномалии.

      Она вдруг приподняла голову; раздался наружный звонок; кто-то пришел. Она медленно встала и, держась за бюро, посмотрела на дверь.

      Вошла горничная и подала ей визитную карточку.

      Она прочитала имя, странно улыбнулась и велела принять.

      Вошел маленький, худенький, тщедушный человечек, до того худой, что, казалось, он мог пролезть во всякую щелку, пробраться во всякую, самую плотную толпу.

      Он вошел неслышной поступью, он был не заметен на сером фоне обоев.

      Он почтительно поклонился маркизе.

      Она смотрела на этого человека с невольным выражением презрения.

      – Вас зовут месье Бодюс? – спросила она.

      Опять поклон.

      – Вы явились от имени…

      – Герцога Отрантского.

      – Никто не видел, как вы вошли?

      Маленький человечек улыбнулся:

      – Меня никогда никто не видит.

      – Рассчитываете ли вы на успех?

      – Успех за нами…

      Регина вздрогнула:

      – Вы добыли бумаги?

      – Они у меня.

      – Каким образом вы их добыли?

      – Маркиза непременно желает это знать?

      – Женское любопытство… Да, я бы желала это знать.

      – Неужели вы считали это делом трудным?

      – Настолько трудным, что я до сих пор не вполне верю. Трудно себе представить,