Заповедный сад. Виктория Борисова

случалось такое, что девочка слышала в метре от себя отчаянный визг тормозов и ругань водителя:

      – Дура, тебе что, жить надоело? Глаза разуй, тогда и ходи!

      Однажды Лиза с мамой отправились в медицинский центр, обещающий исцеление таким, как она. Основатель его, благообразный академик с сединой на висках, долго и красиво вещал по телевизору, что в созданном им, не имеющем аналогов в мире учреждении, работают чуткие и высококвалифицированные врачи, которые непременно помогут… Мама буквально загорелась этой идеей, и даже Лиза как-то воспрянула духом. Она уже и помнила толком, как это – обходиться без очков, но ведь это и в самом деле было бы здорово – хорошо видеть!

      Ехать пришлось долго, на самый край Москвы. Потом Лиза с мамой целый день провели в длинных очередях, переходя от одного кабинета к другому. Лиза ужасно устала. Ей то капали в глаза какие-то капли, от которых и так нечеткие очертания предметов становились вовсе размытыми, то светили в зрачок узким лучом от мощной лампы, то сканировали устрашающего вида аппаратами… В конце концов ее карточка изрядно разбухла от записей, превратившись в увесистую тетрадку.

      Врач полистал карту и попросил остаться только маму, а Лизу – посидеть в коридоре и подождать. Она была даже рада – можно было немножко передохнуть. Еще одного обследования она бы просто не выдержала!

      Слова из-за двери раздавались непонятные, но пугающие: «прогрессирующая миопия высокой степени», «отслоение сетчатки», «угроза атрофии зрительного нерва»… Лиза поерзала на стуле. Ей вдруг стало очень холодно и неуютно, захотелось побыстрее пойти домой, но мама почему-то все не возвращалась.

      Врач, наконец, закончил свою длинную и непонятную речь, помолчал недолго, словно собираясь с мыслями, и сказал:

      – В вашем случае операция не показана.

      Потом подумал и осторожно добавил:

      – Может быть, стоило бы подумать о специальной школе?

      Мама ничего не ответила – просто встала и вышла из кабинета. Лиза слышала, как ее каблуки простучали по полу – отрывисто, почти зло. Когда она появилась на пороге, лицо ее было каким-то странным, будто окаменевшим. Даже сквозь мутную пелену, застилавшую глаза, это было заметно. Ни говоря ни слова, она взяла Лизу за руку, и они вышли на улицу.

      Солнце било прямо в глаза, и девочка почти не видела ничего вокруг – действие противных капель еще не прошло. Мама крепко держала ее – так, словно боялась потерять навсегда. За всю дорогу она не сказала ни слова, а, придя домой, села на диван и вроде бы даже стала читать какой-то журнал, но за целый час так ни разу и не перевернула страницу. И свет не включила, когда стемнело… Лицо ее было по-прежнему каменным, только плечи мелко-мелко вздрагивали. Лизе даже показалось, что она плачет. В первый момент она испугалась – так это было странно и непривычно. Раньше мама никогда не плакала при ней, наоборот – казалась такой уверенной,