Они. Повесть. Ирина Васюченко

выводком, физиономии такие, будто они бдят у гроба любимой тети. А я улыбаюсь! Когда приближается девица – обычно котята интересуют именно их, – я прямо лучусь любезностью. Я пленен и уже готов дать брачное обещание! Со стороны обросшего диким волосом охломона оно ни одну не прельстит, но сразу располагает в нашу пользу. Однако есть существенный нюанс: за котенка я, мечтательно любуясь красотой покупательницы, тем не менее требую трешку. Какие ни есть, а деньги. И только когда она их вынимает, объявляю, что такой очаровательной девушке готов его доверить бесплатно. Если собиралась заплатить, это хоть какая-то гарантия, что она его не выбросит за ближайшим поворотом. И еще: совсем желторотеньких я прошу прийти с кем-нибудь из старших. Иначе эта пигалица притащит котенка домой, а мама-грымза, чего доброго, сочтет за благо препроводить его на помойку. Или сразу в ведро…

      Ох, недаром моего ученого супруга с детства дразнили «герр профессор» – котенкосбывательная тема, и та в его устах обретает форму лекции. Я внимаю, полная благодарности и восхищения, хотя по ряду причин лишена возможности использовать рекомендуемые им приемы.

      Одна беда: Аспид и Мышка не дремлют – проблема вскоре возобновляется. При этом Мышка, позволяя Аспиду трудиться над продолжением рода, в остальное время третирует его почем зря. К котятам не подпускает, хотя сама не слишком ревностная мать, а он, похоже, не прочь стать нежным отцом. Иногда, улучив момент, когда ее нет поблизости, он крадется к коробке, осторожно извлекает оттуда котенка, сажает его посреди комнаты и пытается с ним поиграть. Котенок слишком мал. Глазки мутные, лапки разъезжаются, на заигрывания реагирует слабо. Входит Мышка.

      – Идиот! – роняет она уничтожающе. Аспид, рядом с ней кажущийся особенно пышным и вальяжным, смущенно пятится: он же ничего такого… просто мимо проходил… он вообще понятия не имеет, откуда здесь взялся этот котенок… Мышка грубовато подцепляет отпрыска за шкирку и возвращает на место. Ее спина, и та исполнена презрения.

      Нам посчастливилось наблюдать в исполнении этой парочки и другую комическую сцену. Утро. Я ставлю на пол кухни два блюдца с кошачьей полусъедобной кашей. Мышка подходит первой. Нюхает варево и, повернувшись к нему задом, производит лапой то характерное движение, каким животные закапывают экскременты. Неважно, что когти скользят по линолеуму, – демонстрация как нельзя более красноречива:

      – Дерьмо! Этого не едят!

      Тут появляется Аспид. В отличие от Мышки, которой суждено до конца своих дней смахивать на тощую запятую, вид у него цветущий, несмотря на скверную кормежку. И аппетит, соответственно, здоровый. Он подбегает к блюдцу и без церемоний эту гадость уплетает. Мышка, развернувшись, залепляет ему пару пощечин, справа и слева:

      – Всю политику мне портишь, болван!

      И, делать нечего, тоже принимается за еду. С подчеркнутым – и оправданным – отвращением. Когда времена переменились,