Жернова. 1918–1953. Книга одиннадцатая. За огненным валом. Виктор Мануйлов

майора Левакова. Вот так-то. И честь креститься первыми выпала роте лейтенанта Красникова… Андрея Александровича. Поэтому я предлагаю тост за нашего лейтенанта, за то, чтобы он успешно выполнил задание командования, остался жив и невредим, получил орден и еще одну звездочку на погоны. Или как в песне поется: «Если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой». За твое здоровье, лейтенант! За твой и наш общий успех!

      Все встали, потянулись к Красникову стаканами. Он смущенно улыбался, благодарил, будто именно эти люди выбрали его роту для предстоящего дела, уступили ему честь вступить в бой первым, хотя каждый из них не прочь оказаться на его месте.

      Молча, не садясь, выпили водку. Оля Урюпина, отчаянно взмахнув рукой – эх, была не была! – тоже осушила свой стакан, со стуком поставила его на стол, воскликнула:

      – А вот дай-ка, лейтенант, я тебя расцелую на счастье! – обогнула стол, с широкой, вызывающей улыбкой подошла к Красникову, крепко, по-мужски, обняла его шею двумя руками и припала влажными губами к его губам.

      За столом одобрительно загудели, а комбат даже захлопал в ладоши.

      – Вот это закуска! – воскликнул он. – Молодец, Урюпина! Вот за это, за твою лихость, я тебя и люблю. Считай, лейтенант, что ты теперь заговоренный. До самой смерти ничего с тобой не случится. – Однако смотрел на Красникова сузившимися глазами, лицо кривилось недоброй ухмылкой.

      Пили еще. Пили по отдельности за присутствующих, за победу, за товарища Сталина, еще за что-то. Водка развязала языки, из каждого выплескивалось наболевшее, хранимое втайне от других.

      – И за что нас в этот чертов батальон запихнули? – жаловался капитан Моторин. – Все люди как люди, а мы – не пришей кобыле хвост. Приходишь в политотдел – штрафник! Это как? А? Ну, вы – понятно: в окружении побывали. А я тут при чем? И как, спрашивается, вести политработу, если в ротах нет замполитов? Как? Я один на весь батальон. Но требуют с меня, будто у меня целый штат. А людишки какие? Контингент, одним словом…

      – Ладно ныть! – Леваков мутным глазом уставился на своего замполита. – Тебя тут и одного – лишка. Штату захотел… Накося выкуси! – и сунул под нос Моторину фигу. – А хочешь – иди с Красниковым! А? Я разрешаю. – И, откинувшись к стене, закашлялся хриплым и злым смехом.

      – Ты думаешь, я боюсь? Нет, я не боюсь. Воевал не меньше твоего. Да! – плачущим голосом отбивался Моторин. – А только я отвечаю не за роту, а за весь батальон. И за тебя, кстати, тоже несу ответственность перед политорганами. Да.

      – Мальчики, перестаньте рычать друг на друга! – упрашивала Урюпина, жалко улыбаясь. – А то я тоже напьюсь. Красников, красненький мой, ты не обращай на них внимания. Ты лучше скажи: ты, что, и правда из Москвы?

      – Да.

      – Из самой-самой?

      – Из самой-самой.

      – Завидую тебе. А мы вот Москву ночью проезжали. Из вагонов даже не выпустили. А так хотелось посмотреть. Скажи, а ты Сталина видел?

      – Видел.

      – Как?