Синтар. Остров-убийца. Мария Дубинина

с характерным запахом плесени и пыли. Здесь очень давно никого не было. Макалистер оглядел старый садовый инвентарь, разложенный как попало, будто в спешке, а пройдя пару шагов, он ударился ногой и валяющееся на боку жестяное ведро. В абсолютной тишине раздался неприятный грохот. Однако это несчастное ведро, возможно, спасло ему жизнь, потому что прямо за ним в полу чернел прямоугольник открытого люка, и упади Генри в него по неосторожности, мог бы переломать кости.

      Генри присел на корточки возле отверстия в полу. Миазмы сырости и земли вызывали в памяти не самые приятные ассоциации, лезть туда совершенно не хотелось, но Генри чувствовал взгляд в затылок, леденящий и пристальный. Было ли это подсказкой или ловушкой, узнать об этом можно было, лишь спустившись в подвал. Он включил фонарик на телефоне и попытался сверху оглядеть пространство под сараем, однако кроме грубых досок пола ничего не разглядел. Вздохнул, поставил ногу на верхнюю ступеньку лестницы, шаткой и весьма опасной на вид, и вдруг с ужасающей четкостью понял, что все-таки попался на удочку. Легкий, почти невесомый толчок в грудь, и пальцы предательски соскальзывают. Короткий миг падения, и Генри спиной приземлился на грубый жесткий пол. Телефон отлетел в сторону и погас. Люк захлопнулся.

      Когда стало абсолютно темно, Генри замер на полу, не решаясь подняться. Тьма давила на него со всех сторон, сырые запахи старого подвала, сочащийся из-под грубо сколоченных досок запах земли настойчиво лезли в нос и заполняли собой легкие. Генри стало нечем дышать, к горлу подкатила тошнота, вызванная приступом паники. Он вспотел, кровь билась в ушах барабанной дробью. Только не снова… Он не хотел здесь находиться, только не один. Не в темноте. Зрение отчаянно пыталось адаптироваться, но не могло справиться с полным отсутствием источников света. Генри прижал ладонь ко рту, борясь с тошнотой. Глупая шалость неведомого призрака вдруг в одночасье обернулась кошмаром. Словно кто-то точно знал, чем можно напугать Макалистера, всколыхнуть в нем почти животный, отнимающий способность мыслить ужас. И, черт побери, у него это получилось.

      Раз, два, три – на меня посмотри.

      Она смотрела на него из темноты. Ее глаза – бесцветные, блеклые, с закручивающимися в глубине водоворотами, свинцово-серыми, как зимнее море – вернулись из далекого прошлого, из прошлого, которые хотелось, но не получалось забыть. Его первый призрак.

      Четыре, пять – давай-ка играть?

      С тех пор с ним больше не хотели играть соседские дети. Мальчишки дразнили, но всегда издалека, а их матери шептали ему вслед древние молитвы, отгоняющие злых духов. Только настоящих духов они отогнать не могли, и когда одноклассница Генри упала с обрыва, нашелся человек, который сказал: "Это он виноват". Он во всем виноват…

      Шесть, семь, восемь – мы все просим.

      Их становилось все больше. Мертвых всегда было больше, чем живых, они искали Генри, потому что хотели покоя, которого он не мог им дать. Он мог просто говорить с ними, а они чаще всего даже не могли ему ответить, только возникали на пути и провожали его спину слепыми