Как убивали Бандеру. Михаил Любимов

что ты дома не всегда ночуешь…

      – Гиммлер не дремлет, – улыбнулся Богдан. – Есть одна женщина, довольно приятная…

      – Как ее зовут?

      – Инге Поль. – И Сташинский рассказал все без утайки.

      – Черт! Была бы украинка или русская…

      Богдан промолчал, его самого тяготило, что влюбился в немку, хотя… коллеги говорили об интернационализме, что же тогда плохого в немцах? Даже среди евреев попадались приличные люди, он до сих пор с теплом вспоминал своего друга-портного, уехавшего из Львова в Израиль.

      – Ладно, парень ты молодой, без бабы тебе нельзя. Но напиши о ней справку, особенно об обстоятельствах знакомства.

      Богдана это не шокировало, в органах было принято сообщать не только о своих родственниках и друзьях (их список он составил много лет назад), но и о новоприобретенных связях.

      – Она коммунистка? – проверял Петровский, на сей раз уже информацию Голованова.

      – Она политикой не интересуется…

      – Это тоже политика. Не вздумай раскрываться перед нею!

      – Я же не полный идиот.

      Если бы она была не немка, думал Петровский, если бы только она была не немка… Впрочем, в разведке работали немцы, кое-кого он знал лично, например Вилли Фишера – немца, сына коминтерновца, родившегося в Лондоне (не еврея ли?), во время войны обучавшего на Лубянке радиоделу партизан. Но это исключение из правил. Как бы из-за этого его кандидатуру не сняли, ищи потом другого боевика…

      – Знаешь анекдот? О том, как немец подтирает задницу? Берет трамвайный билет, отрывает от него кусочек, проделывает в оставшейся части дырку, засовывает туда палец, вытирает им задницу, а потом палец. Оторванным кусочком чистит ногти.

      Петровский призывно захохотал, колыхая своим мощным животом, Богдан слабо улыбнулся, ему стало обидно за немцев, которые таким причудливым способом вытирали свои задницы.

      От Петровского не укрылась дымка замешательства на лице у его подопечного, и он добавил:

      – Конечно, я не обо всех немцах… ведь были Маркс, Энгельс… Роза Люксембург… Эти люди были совсем не жадные, а самоотверженные, преданные делу революции.

      Богдан расстался с Петровским в превосходном настроении: все сошло с рук, никаких табу на встречи с Инге, а он-то ожидал если не скандала, то сурового порицания, и далеко не в форме того невинного анекдота, никак прямо не связанного с Инге, все-таки его шеф – превосходный мужик, и это надо ценить.

      Теперь он уже не мыслил своей жизни без Инге, не существовало в мире девушек красивее и умнее ее.

      Однажды пришла дурная весть.

      – Меня отставили от заграничных полетов…

      – Почему?

      – Не знаю.

      – Но так не бывает, должна быть причина!

      – Не смеши меня, Казимир! Где ты живешь? В Англии? В этой системе увольняют, если ты даже косо посмотрел на портрет Ленина…

      Богдан любил образ вождя, простого как правда, решительного, как на картине, где он обращался к толпам с броневика, всегда чуткого к людям, особенно к крестьянам-ходокам.

      Он