Игры на интерес (сборник). Сергей Кузнечихин

вспомнился далеко не мужественный голос певца. И робость подступила или неуверенность? Или даже стыд?

      А на окнах занавески. И ничего сквозь них не видно.

      Настя еще топталась возле калитки палисадника, когда из родительского дома вышел незнакомый мужчина. С вороватой торопливостью он прошмыгнул мимо Насти, мягко перепрыгнул через заросшую травой канаву и только с дороги, с нейтральной территории, оглянулся, уже оценивающе.

      Но что мог делать этот хлюст в ее доме? От кого он возвращается?

      Для сестры вроде моложав, и свой мужичонка, плох или хорош, а все равно не позволит. Неужели от племянницы? Так не при матери же?

      Племянница, чего доброго, и не узнает.

      И тогда она спросила:

      – Людмила дома?

      – Дома. А у вас к ней дела?

      – А у вас?

      И смутился кобелек, завилял, озабоченность на лице появилась.

      А Настя уже распахнула калитку. Не до него. Теперь не терпелось увидеть сестру, о которой в Москве вспоминалось гораздо реже, чем о крестовом доме – родовой замок, по ее выступлениям, принадлежал только ей, Насте.

      Сестра сидела на кухне и пила чай, нечесаная, в самошитой ночной рубахе серо-голубого цвета. Чай был налит в большую красную чашку, которую Настя сразу вспомнила, сестра всегда ворчала, если кто-то брал ее. Уцелела чашечка, только ручка откололась. Может, и рубаха на Людмиле с тех же доисторических времен. А вот сама – встреться на улице, и не узнала бы, прошла бы мимо и не оглянулась. Все-таки не из ее постели выбрался этот любознательный в галстуке.

      – Надька, что ли? – неуверенно протянула Людмила, а потом уже во весь голос: – Сеструха, ядрена вошь! Родная сеструха прикатила!

      Сколько радости в голосе. И руки распахнула, приглашая младшенькую к себе на грудь.

      Настя легко подалась вперед, прижалась к ней, что-то бормоча, ткнулась губами в мягкую, соленую от пота щеку.

      А за спиной уже стукнула дверь – кто-то спешил на радостный крик.

      – Любаха, смотри, какая мадама к нам заявилась. Самая настоящая мадама.

      Племянницу звали Верой, значит, у сестры еще кто-то живет. Настя оглянулась и увидела миленькую на мордашку, но коротконогую, как тумбочка, девицу.

      – Нет, Любах, ты только посмотри, какая мадама. Сеструха моя, что характерно.

      Девица выглядела лет на двадцать, даже постарше, но очень походила на Людмилу, и Настя засомневалась, не забыла ли имя племянницы.

      – Да посмотри ты!

      Но Любаха и без подсказок прилипла взглядом к столичной даме так, что в пору было одернуть – чего, мол, уставилась.

      – Сеструха моя, – повторяла Людмила не без гордости, даже с превосходством каким-то, и тут же напомнила: – Ты на автобус не опоздаешь?

      Все-таки не дочь, с дочерью бы так не разговаривала, – решила Настя. А потом и сестра подтвердила, что Любаха всего-навсего квартирантка.

      Она и выпроводила ее до того, как Настя стала доставать из сумки столичные подарки.

      4

      – Ну,