Птицы, звери и моя семья. Джеральд Даррелл

себя. Джерри, мне кажется, продолжение книги – это не лучшая идея.

      – Вот и я о том же, – поддакнул Ларри. – Если ты это напечатаешь, мы всей семьей подадим на тебя в суд.

      Перед лицом такого твердого и единодушного отпора домашних, готовых на все, чтобы только зарубить идею на корню, мне ничего не оставалось, кроме как сесть и написать эту книжку.

      В данном случае перед автором вставали серьезные проблемы. Новых читателей будут раздражать постоянные отсылки к предыдущей книге, которую они не читали, а те, кто с ней знаком, станут досадовать на частые повторы уже известных им событий. Надеюсь, что мне удалось проложить курс между Сциллой и Харибдой.

      Часть первая. Перама

      Множество в этом саду деревьев росло плодоносных –

      Груш, гранатных деревьев, с плодами блестящими яблонь,

      Сладкие фиги дающих смоковниц и маслин роскошных.

      Будь то зима или лето, всегда там плоды на деревьях;

      Нету им порчи и нету конца; постоянно там веет

      Теплый зефир, зарождая одни, наливая другие.

      Груша за грушей там зреет, за яблоком – яблоко, смоква

      Следом за смоквой, за гроздьями вслед поспевают другие.

Гомер. Одиссея. Песнь седьмая(Перевод В. Вересаева)

      1. Крещение

      Остров раскинулся между албанской и греческой береговой линией, как длинный изъеденный ржавчиной ятаган. Рукоятью ятагана является горная гряда, в основном голая, каменистая, с торчащими скалами, куда любят наведываться синие каменные дрозды и сапсаны. Зато в долинах, обильно орошаемых ключами, бьющими из красных с золотым отливом скал, растут миндаль и грецкий орех, прохладная тень которых освежает не хуже воды в колодце, сплоченные батальоны кипарисов, напоминающих штыки, и смоковницы с посеребренными стволами и листьями величиной с поднос. Лезвие ятагана – зеленовато-серебристое стеганое одеяло огромных олив, некоторые из них, поговаривают, старше пятисот лет, и при этом каждая – единственная в своем роде с точки зрения сутулости и прогрессирующего артрита, а также ноздреватости ствола, напоминающего пемзу. На острие меча находится городок Лефкими с его сверкающими до рези в глазах песчаными дюнами и большими соляными болотами, украшенными простирающимися на мили зарослями бамбука, который шуршит и поскрипывает и о чем-то перешептывается. А называется этот остров – Корфу.

      В августе, когда мы туда приехали, он лежал бездыханный, изнеможенный от солнца в раскаленном павлинье-синем море под небом, поблекшим до кобальтового оттенка под безжалостными лучами. Причины, по которым мы собрали вещи и покинули сумрачные берега Англии, были довольно туманными, но вращались они вокруг того, что мы устали от скучной провинциальной жизни и промозглого, малоприятного климата. И мы бежали на Корфу в надежде, что солнечная Греция излечит нас от безволия, ментального и физического, к коему нас привело столь долгое проживание в Англии. Вскоре после высадки на сушу мы приобрели нашу первую виллу и обзавелись первым другом среди местных жителей.

      Этим