Одна из двух роз. Жюльетта Бенцони

потеряли?

      Кардинал Уинчестерский только пожал плечами. Он и сам наблюдал с недовольством неожиданное поведение толпы, но прекрасно понимал, откуда дует ветер.

      – Глостер постарался представить нашу маленькую королеву в самом черном свете. Но не могу не заметить, что есть и ваша доля вины в тех сплетнях, какие разнесли его посланцы.

      – Вины? Какой вины? Парламент поблагодарил меня за успех моего посольства и помолвку.

      – Так-то оно так, но это было давно. А теперь я собственными ушами слышал толки, что вы испытываете к королеве уж слишком нежные чувства. И даже говорят, что она отвечает вам взаимностью.

      – Никто безнаказанно не посмеет сказать мне такое в глаза! Моя жена – придворная дама ее величества, ее фрейлина!

      – Но всем известно, что леди Саффолк – самая миролюбивая и самая неревнивая женщина на свете. Она счастлива уже тем, что видит вас хотя бы изредка. Впрочем, думаю, королева обворожила и ее.

      – В любом случае мои чувства не касаются Глостера. И если он посмеет клеветать на ее величество…

      Мощная рука Саффолка искала эфес шпаги.

      – Пожалуйста, без опрометчивости. Мы пока еще ничего не проиграли. Народ не в восторге, но изумлен красотой. Пройдет немного времени, и ему понравится любезность его королевы. А пока мы сами займемся самыми горластыми крикунами.

      – С этого и надо было начинать. А королеве хорошо бы сказать несколько ободряющих слов, чтобы мужественная девочка не расплакалась. Вы только посмотрите на нее, она совсем ребенок!

      Саффолк кипел от гнева, он охотно бы растоптал копытами своей лошади этих краснорожих пьяниц, этих злобных завистниц, присосавшихся взглядами к Маргарите, этих слизняков вокруг розы! Но что от этого толку? Он ничем бы ей не помог. Нужно было набраться терпения и победить Глостера его же собственным оружием. Или другим, если первого окажется недостаточно.

      Через два дня Маргарита, едва не сгибаясь под тяжестью пурпурной, отороченной горностаем мантии, стояла в Вестминстерском аббатстве, где ее торжественно короновали.

      Потом, восседая на троне Эдуарда Исповедника, она принимала почести от всех знатных людей королевства, от друзей и врагов вперемешку. Каждому она улыбнулась, для каждого нашла ласковое слово. Только Саффолку она ничего не сказала. Но когда он опустился перед ней на одно колено и подал шпагу, Маргарита вложила всю свою любовь в улыбку, такую лучезарную и нежную, что сердце старого кардинала невольно сжалось. Ее улыбка была признанием, и многие это поняли. Многие, но не его величество король. Он обожал жену, видел в ней ангела того самого рая, о котором мечтал всю жизнь.

      Справившись с пережитым разочарованием, Маргарита занялась украшением жизни супруга. Жизнь в Англии мало походила на ту, которую вели во французских замках. Жак Кёр привез французам на своих волшебных кораблях дыхание новой эпохи – эпохи Возрождения. На другом берегу Ла-Манша жили еще в глубоком Средневековье.