Дорога надежды. Анн Голон

поняла, что шокирует людей, выставляя себя на обозрение, и ретировалась в глубину комнаты.

      Недавно она почувствовала себя дурно, была в полуобморочном состоянии и подошла к окну, чтобы немного подышать воздухом. Сейчас ей стало лучше. Намного лучше. Она сильно обеспокоилась, поскольку до сегодняшнего дня чувствовала себя прекрасно и ее «положение», как говорят люди целомудренные, совсем ее не тревожило. Но все же она была на седьмом месяце беременности.

      Приняв без колебаний почетное и нелепое приглашение присутствовать на совете городского управления Салема, без чего она бы прекрасно обошлась, Анжелика скрасила неудобство тем, что задрапировалась в широкий плащ, чтобы скрыть признаки скорого материнства от всех этих суровых и чрезмерно стыдливых кальвинистов, которые, однако, поклонялись Христу, настоятельно рекомендовавшему своим последователям «плодиться и размножаться». Но строгие представители пресвитерианской конфессии считали, что делать это нужно как можно более незаметно, а еще лучше, чтобы все делалось само посредством Святого Духа. Кроме того, вспомнив, что святой Павел лицемерно назвал волосы женщины одним из инструментов обольщения плоти и что пуритане с ним в данном случае были согласны, Анжелика покрыла голову косынкой из тафты и широкополой шляпой, которая сдавливала ей виски и вызывала ужасную головную боль.

      До сего момента на всем протяжении путешествия она ни разу не почувствовала усталости. Но влажный всеобъемлющий жар начал давить на нее, и она была не в состоянии слушать речи, подготовленные советом.

      «Мне показалось, что я упаду в обморок».

      Она представила себе эту бедняжку англичанку, мать, безжизненно лежащую с пробитым черепом рядом со своими маленькими сыновьями-близнецами в траве около их отрезанных, как у сломанных пупсов, голов… Ей следовало запретить себе думать об этом, иначе ей снова станет плохо. Однако она корила себя, что бросила на произвол судьбы этого бедного крестьянского мальчика, вошедшего в зал с круглой шляпой в руках, украшенной перышком; он смотрел на нее так, как будто она могла вернуть к жизни его семью.

      Самым страшным было то, что убийств, от которых содрогался весь Новый Свет, становилось все больше и больше: око за око, зуб за зуб.

      Но сейчас лучше было об этом не думать.

      Анжелика посмотрела на маленькие часики, которые носила на поясе, потрясла их, затем подвела миниатюрным ключиком; ей показалось, что часы остановились.

      Времени до полудня оставалось значительно больше, чем она думала. В доме никого не было, по крайней мере, она так предположила, поскольку везде царила глубокая тишина, как будто лакеи и горничные куда-то неожиданно делись. Где они были? На рынке? На мессе?

      Анжелика привыкла доверять своей интуиции, которую обострила жизнь, полная ловушек и опасностей. Она тотчас замечала почти невидимые другим знаки, чувствовала истинные причины скрываемых людских поступков, и поэтому поведение хозяйки дома в Салеме, миссис Энн-Мэри Кранмер, сразу заинтриговало