Последняя фея. Ольга Анатольевна Пермякова

себе чай и присела за стол, задумчиво уставившись в чернильный прямоугольник окна. Глухой монотонный мамин голос наводил на размышления. Что же все-таки с ней сегодня приключилось? Было чувство, что все произошедшее не случайно. И убийца, и тот парень в черном… Как он внезапно появился и защитил ее… А ведь он разговаривал с нападавшим. Даже назвал по имени! Как же она сразу не вспомнила? И имя у него такое странное, раньше никогда не слышала… Может, восточное? Нет, у него русые волосы и светлые глаза, она точно запомнила… И скорее всего не просто так ее спаситель упомянул о Германе…

      – …И что я должна говорить соседям, когда спросят, откуда у тебя это? – Мать ткнула неухоженным пальцем в рану. – Мне говорить, что на тебя напал маньяк в подворотне?

      – Говори, что хочешь, рассеянно произнесла Маша, думая о своем.

      – Как это: что хочешь? Тебе все равно, что о нас подумают?

      Маша не ответила. Сказать, что ей в самом деле все равно, значило выслушать еще одну порцию нотаций. Но мать и так поняла.

      – Конечно, тебе наплевать, не унималась она, и всегда было наплевать на нашу семью. Вот твой брат никогда…

      – Мама, – перебила ее Мария, не в силах больше слушать о достоинствах брата, – ты знакома с Германом?

      Вопрос застал ее врасплох. Она осеклась и несколько мгновений молчала, то краснея, то бледнея.

      – Откуда ты о нем знаешь? – наконец, достаточно придя в себя, зло прошипела мать. – Ты с ним виделась? Что он тебе наговорил?

      Маша никогда раньше не видела ее такой взволнованной.

      – Я не знаю его, – спокойно ответила она и, не вдаваясь в подробности, пояснила: я надеялась, что ты все объяснишь.

      Мать сдвинула брови. Она всегда так делала, когда думала о чемто серьезном. Маша терпеливо ждала. Наконец, через несколько минут почти гробовой тишины, она подняла на дочь глаза и, четко разделяя каждое слово, сказала:

      – Ты сейчас возьмешь свои вещи и уйдешь из этого дома. Навсегда.

      – Что? – Маша решила, что ослышалась.

      – Уберешься прочь и никогда не вернешься. Холодно повторила мать.

      – Мама, ты соображаешь, что говоришь? Для одного вечера это слишком. Маша подумала, что сходит с ума. Или ее мать. Или произошло что-то, что она пропустила.

      – Я тебе не мать. У меня есть только один ребенок – мой сын. Я пошла на сделку с Германом, чтобы спасти его от смертельной болезни двадцать лет назад. Словно выплевывая слова, зло бросала ей в лицо мать. За услугу он потребовал, чтобы я взяла тебя и воспитала, как родную дочь пока тебе не исполнится двадцать один год. Ты не понравилась мне с первого взгляда. Но ради сына я была готова на все.

      Маше показалось, что ее душат второй раз за вечер. Потребовалось некоторое время, чтоб информация улеглась в голове. Удивительно, что она вообще могла что-то понимать и задавать вполне уместные вопросы.

      – А папа? Как ты объяснила ему мое появление? И всем остальным? Начиная осознавать, что все это происходит с ней наяву, спросила Маша.

      – Ты