Эффект преломления. Диана Удовиченко

в услужение Эржебете.

      Уставшие от многодневной тряски Агнешка с Пирошкой, которым тоже выпало сопровождать барышню, с любопытством оглядывались по сторонам.

      – Как-то нам тут поживется… – вздохнула робкая тощенькая Пирошка.

      – Как бы пожилось, а не померлось, – насупилась Агнешка.

      – Что ты, что ты – замахала руками ее подружка. – Бог даст, выдюжим. Главное, от барчука бешеного уехали.

      – От бешеного уехали, к бешеной приехали, – не сдавалась Агнешка. – Барышня, она ведь тоже не проста. Видала, губы у ней какие кр-раснющие? Как кровь. Лидерка она, точно тебе говорю, как есть лидерка!

      Пирошка всегда, открыв рот, слушала подругу и признавала ее правоту. Но сейчас вдруг решительно воспротивилась:

      – Наговоришь ты, Агнеша. Язык у тебя без костей! Барышня как барышня. Хоть раз она тебе что плохое сделала? Или, может, на конюшню отправляла?[3] Не злая она. Просто несчастливая…

      Агнешка, не ожидавшая такого отпора, надулась и замолчала.

      Эржебете сразу не понравился этот замок. Он стоял на равнине, невысокий, приземистый. Скучный.

      Как и его хозяйка, которая вышла на крыльцо, встречая гостей.

      Оршоля Надашди была невысока ростом, худощава и сера, как небо поздней осени. Серое платье напоминало монашеское: без всяких вышивок, отделок и украшений, лишь поверх юбки – белоснежный накрахмаленный передник. Серые волосы – русые с сединою, серые тусклые глаза. И даже покрытое морщинами лицо словно припудрено серой пылью времени.

      Она увидела Эржебету, и тонкие губы сложились в кисленькую улыбку, которая должна была выражать радушие:

      – Добро пожаловать, дитя.

      Эржебета подумала, что голос хозяйки тоже сер, тускл и ломок. Оршоля ей решительно не нравилась.

      – Как прошло путешествие, дитя?

      Девочка едва стояла на ногах: тело затекло от долгого сидения, от тряски тошнило, а голова болела и кружилась. Однако она не могла в этом признаться. Батори не жалуются.

      – Спасибо, госпожа Надашди. Все хорошо.

      Оршоля критически оглядела девочку:

      – Мда? Что-то ты бледна, дитя. Ступай, Анка проводит тебя в твои покои. Обед через полчаса.

      «Покои» оказались серой скучной комнатой. Узкая кровать, шкаф у стены, сундук, стол, стул, зеркало в простой деревянной раме… Все удобно, но слишком уж просто. Никаких украшений, позолоты, резьбы. Будь комната поменьше, ее можно было бы принять за келью.

      Так началась ее жизнь в Шарваре. Жизнь, которую Эржебета сразу невзлюбила. С первого же дня Оршоля взялась перевоспитывать девочку, стараясь вылепить из нее достойную жену своему обожаемому сыну Ференцу. Спокойно, методично и чрезвычайно нудно вколачивала в голову Эржебеты знания, которые, по ее мнению, должны были превратить беспечного ребенка в образцовую хозяйку.

      – Ты не так отдаешь приказания, дитя. Слишком резко, слишком отрывисто. Служанка может не расслышать, а переспросить побоится. Потом ты же будешь недовольна, что твое

3

Слуг обычно пороли на конюшне.