тех же Бурбонов. Д’Отсер принадлежал к той породе роялистов, которые постоянно помнят, что их избили и ограбили; с тех пор они жили молча, экономно, пестуя свои обиды и не тратя сил понапрасну, не способные ни на отречение, ни на жертвы; готовые в любой момент приветствовать восторжествовавшую королевскую власть; приверженцы религии и священников, преисполненные решимости вытерпеть все унижения и несчастья. Не собственное мнение вело их по жизни, а чистой воды упорство. Они ничего не желали предпринимать. Вот и г-н дʼОтсер, бездеятельный и при этом лояльный, по-крестьянски скупой, однако сохранивший великосветские манеры, пылкий в чаяниях и сдержанный в речах и поступках, из каждой мелочи извлекающий выгоду, не подумал бы протестовать, назначь его власти мэром деревушки Сен-Синь. Он был ярким представителем той части дворянства, на чьем челе рукой Всевышнего начертано было «тля»; они со смирением взирали на то, как проносится у них над головами и над их родовыми усадьбами революционная гроза, чтобы в 1830 году, после Реставрации, выпрямиться во весь рост, гордясь припрятанными состояниями и своей ненавязчивой преданностью, и вернуться в свои загородные усадьбы. Наряд его, эта выразительная оболочка характера, был под стать и своему владельцу, и эпохе. Г-н дʼОтсер носил черный широкий плащ с маленьким воротником, введенный в моду последним герцогом Орлеанским по прибытии из Англии; в революционные годы это одеяние стало чем-то средним между ужасными накидками, бывшими в ходу у простонародья, и элегантными рединготами аристократов. Его бархатный в игривую полоску жилет, фасоном похожий на те, что в свое время носили Робеспьер и Сен-Жюст, оставлял открытой верхнюю часть жабо в мелкую складку, покоившегося на рубашке. Д’Отсер по-прежнему носил кюлоты, но сшитые из плотного синего сукна, с потемневшими железными пуговицами. Чулки из шелка-сырца плотно облегали его мускулистые, как у любого хорошего ходока, ноги, обутые в грубые башмаки с черными суконными гетрами. Воротничок он тоже по привычке носил муслиновый, с тысячей складок, у шеи скрепленный золотой пряжкой. Этот почтенный дворянин слыхом не слыхивал о политической эклектике, когда подбирал свой наряд, сочетавший в себе элементы крестьянского, революционного и аристократического костюмов, – он невиннейшим образом повиновался обстоятельствам.
Г-же дʼОтсер было сорок. Треволнения состарили ее прежде времени; глядя на ее поблекшее лицо, можно было подумать, что она постоянно позирует для портрета, а кружевной чепец, украшенный атласным бантом, придавал ее облику еще бо́льшую торжественность. Она продолжала пудриться, хотя уже прикрывала шею белым платочком, а платье носила красно-бурого оттенка, с очень широкой юбкой, напоминавшее печальный предсмертный наряд королевы Марии-Антуанетты. У г-жи дʼОтсер был маленький узкий носик, заостренный подбородок, почти треугольное лицо и глаза, которые много плакали; однако она не забывала слегка подкрасить губы, и ее серые глаза казались благодаря этому ярче.