Тор Δδ. Александр Феликсович Борун

начал «тыкать» незнакомцу, хотя обычно ему требовалось очень много времени, чтобы перейти с кем-то на «ты», а иногда и вообще не удавалось, даже если хороший знакомый или даже родственник уже слегка обижается, вот, например, с его родным дядей Сережей (на будущее – прояснить некоторые их родственные отношения, например, кто такие тетиничи и стрыевичи… казалось бы, у них не должно быть с этим намного сложнее, чем у нас? А на деле очень запутано), так вышло, притом, что у него очень похожий литературный вкус – собственно, от дяди и заразился любовью к фантастике – а это очень много, когда всегда есть о чем поговорить, когда обоим интересно, не правда ли? Но в детстве он общался с ним редко, когда изредка приезжал в Москву, и он был ну очень большой, если бы было что-то одно из этого, он бы, наверное, с собой справился, а так не вышло, а потом привык, и трудно стало преодолевать уже привычку. Так и звал дядей Сережей, и на «ты» перейти не смог. Почему-то ему более естественным кажется обращение на «вы», а на «ты» – это в каких-то исключительных случаях. Скажем, на работе принято с коллегами, с которыми работаешь в одной комнате (коллеги – понятно, комната – не очень), общаться по имени, но притом на «вы», а с которыми в разных – еще и по имени-отчеству. Это упрощенно, конечно. Старые знакомые и там на «ты». Но они там, в большинстве, окончили тот же ВУЗ, в котором работают, и многие учились вместе, а он – нет…

      Но тут я увидел, что он сообразил: мало того, что меня он сам себе представил, это-то не дает, как ему кажется, прав на панибратство, по крайней мере, одностороннее. В конце концов, права у нас одинаковые – я тоже думаю, что создал его в своем воображении. Дело было еще и в том, что мое «ваши языки» было обращено не к нему одному, а к ним, людям, даже народам, так у них называются большие (а иногда и малые) группы, пользующиеся разнообразными языками. А ему надо было отвечать именно мне, про мой «народ» он еще ничего не придумал, может, я тут вообще один такой, как Солярис у Лема, подумал он (о! я это читал! очень похоже на то, как некоторые философы описывают Жар). Неважно, потом выяснится, а пока – если у меня и есть народ, или даже много народов, то он-то обращается не к ним, а ко мне, и, чтобы не запутаться, должен обращаться на «ты».

      – Понимаешь, – мысленно сказал он своему мысленному собеседнику, а на самом деле мне, – ты сам говоришь, языков очень много. И они и так отличаются, бывает, довольно сильно. Сдваиванием двух первых согласных в каждом слове ты, может, и отдалишь русский язык от японского, но приблизишь, скажем, к польскому. А он и так ближе к польскому, чем к японскому. А вообще-то, я не лингвист, и не переводчик, не знаю ни японского, ни польского, и могу наврать. Это я так про польский сказал, например. А что тебя так сразу на исправление языка потянуло? Неужели нет более важных тем?

      – Ндо же с чго-то нчать рзагово́р, – отвечал я через существо в его воображении, – пчему бы не с этго? Впрочем, я чвуствую, тбя все же нменого рзадражает нбебходимость бсытро на хду рсашифровывать мю рче. Я ошбися, она для тбя не тка уж понтяна, кка, мне кзалось, дложна бла бти. Во всяком случа, не мгновенно. Лдано, дляше бду нромально гворить. Это ткая