Кекс в большом городе. Дарья Донцова

не ругайтесь, пожалуйста, и не кричите, а то он меня пристрелит.

      В изумлении я уставилась на педали; полное ощущение, что сейчас со мной разговаривает одна из них.

      – Кто кого убьет? – сорвалось с языка.

      – Гляньте в окошечко, – торопливым шепотом продолжало то ли сцепление, то ли тормоза, – видите дядьку? Ну противный такой.

      Я повернула голову и наткнулась взглядом на вызывающе шикарный, вымытый и отполированный до блеска джип. Возле сверкающей, скорей всего, очень дорогой иномарки маячил мужик в бежевом, небрежно измятом льняном пиджаке и таких же брюках. Красный от гнева, он разговаривал по мобильному. Чуть поодаль от барина маялась охрана, втиснутая, несмотря на удушливую июльскую жару, в черные костюмы и белые рубашки со старомодно узкими галстуками.

      – Это Абдулла, – шептала педаль, – мне просто некуда было деваться, тетенька, простите! Дернула дверь, а она открыта, я ничего не брала, я не воровка, пожалуйста, поедемте побыстрей отсюда, иначе всем худо будет, он еще догадается, куда я шмыгнула, и тю-тю!

      Тряхнув головой, я перегнулась через сиденье и увидела сзади на полу маленькую, растрепанную, хрупкую девочку.

      Большие карие глаза дитяти испуганно моргали.

      – Тетенька, – чуть не плача вымолвила она, – ну, пожалуйста, уезжайте.

      Абсолютно не понимая, что к чему, я повиновалась; было в голосе ребенка нечто, заставляющее подчиниться.

      Проехав пару кварталов, я припарковалась возле супермаркета и велела:

      – Непременно объясни: кто ты, зачем залезла в мою машину и что сделала тому мужику?

      Девочка снова чихнула, вытерла нос не слишком чистым кулаком и грустно ответила:

      – Меня зовут Ольгунчик.

      – Как? – переспросила я.

      – Оля, Ольчик, Ольгунчик, – продолжила незнакомка, – как хотите. Вообще-то Ольга Сергеевна Петрова, но мама называла меня Ольгунчиком, папа Ольчиком, а бабуля заинькой.

      Ребенок зашмыгал носом, потом сказал:

      – Можно мне из вашей бутылки воды хлебнуть? Вам не жалко будет?

      – Конечно, нет, – улыбнулась я, – только стаканчика нет.

      – Из горлышка попью.

      – Думаю, не стоит.

      – Почему? – заворчала Оленька.

      – Я сама к нему прикладывалась, это негигиенично.

      Ольга тихо засмеялась.

      – Я, тетенька, полгода по помойкам ела, ко мне ни одна зараза не липнет, простите, конечно, очень пить охота.

      Я повнимательней оглядела неожиданную спутницу. Девочка беспризорница? Но для уличного ребенка она слишком чистенькая, волосы вымыты, расчесаны и аккуратно стянуты в два хвостика, платьице выглажено, даже накрахмалено, на ножках белые носочки и сандалии. Взгляд Оли, наивно-бесхитростный, не похож на взор оборвыша, цветы улиц смотрят на взрослых по-иному, в их глазах явственно мелькают цинизм пополам с отчаянием, да и речь выдает в малышке девочку из хорошей семьи.

      – С какой стати тебе лазить по мусорным бачкам? – не выдержала я.

      Ольчик