Исчезнувший. Сергей Лушников

hoch! (пер. Руки вверх!) – продолжая держать палец на курке, а второй рукой стал медленно отодвигать занавеску в сторону.

      На него уставились две пары глаз, в которых присутствовал поселившийся дикий, почти животный ужас и застывшие, словно две каменные статуи, тела – женщины и юноши. Женщина прижимала к себе парнишку лет четырнадцати-пятнадцати. Павел заметил, как на руках женщины вздулись вены, так сильно она держала парня. Мать и сын, скорее всего, решил Якуба, подметив их внешнее сходство. От их так и веяло страхом, без всякого проблеска надежды. Павла поразила женщина. Когда-то она была красива, но годы войны взяли свое. Худое, изнеможенное лицо, с остро выступающими скулами, но ее взгляд все же выдавал в ней человека стойкого и волевого. Оба светловолосые, с одинаковыми голубыми глазами. Одеты просто. Женщина в коричневом изрядно помятом просторном платье. Поверх платья была одета вязаная кофта с большими пуговицами. Парень в коротких серых штанах и темно-зеленой рубашке. Но больше всего бросался пиджак, одетый на нем, который явно был на несколько размеров больше его. Петр заговорил тихо. И как можно спокойней. В первую очередь, чтобы еще больше не напугать обнаруженных немцев. Он пытался подобрать такие спокойные и нужные слова, а главное понятные:

      – Ich nicht wunscht euch Ubel[1].

      Некоторым фразам его научил Аристархов, идеально владевший немецким. До войны он интересовался западной архитектурой, в том числе и немецкой и потому он часто пользовался языком, особенно когда они выполняли задание по взятию «языка» по ту сторону фронта. Способный как оказалось, к языкам молодой и хватавший все на лету Павел охотно запоминал все, что ему говорил Аристархов. Он не знал, получилось ли у него или нет, но судя по выражению их лиц, смысл сказанного стал им понятен. Их тела стали менее напряженными, чем прежде. Мать что-то шепнула сыну. В ответ тот лишь моргнул, дав ей знак, что он все понял.

      – Her kommen[2].

      И Павел медленно повел ладонью к себе, при этом пытаясь найти в своем словарном запасе еще одно предложение.

      – Ich wegfuhrt euch ab hier[3].

      Первой нерешительно тронулась с места женщина, робко и осторожно. Закравшийся страх стал медленно улетучиваться, на смену ему пришла надежда, возможно даже на спасение, с каждой секундой становившаяся все сильней и сильней. Затем пошел юноша. Они продолжали держаться за руки, словно демонстрируя свою крепкую связь, которую ничто и никто не разобьет. Павел чувствовал их все же еще настороженные взгляды на себе. Но они послушно следовали за ним, а впрочем, у их и выбора не было перед этим русским солдатом. И они всецело были во власти совсем еще молодого чужака, пришедшего с востока. Теперь их жизнь зависела от этого веснушчатого парня. При виде появившихся, Аристархов удивленно уставился на образовавшуюся троицу: русского солдата и немецкую пару – мать с сыном. Взгляд его был коротким, но как подметил Павел еще и цепким.

      – Мать честная, где

1

Я не желаю вам зла.

2

Идите сюда.

3

Я выведу вас отсюда.