Яма на дне колодца. Андрей Фролов

К сожалению, мальчик так мало читает…

      При воспоминаниях об институте мне становится неловко.

      Дурно. Словно получил открытку от человека, которого уже много лет считал умершим.

      – Надеюсь, вам у нас понравится, – ослепительно улыбается Жанна, отлипая от кованых перил.

      Мое сердце похоже на кусок подгоревшего слоеного теста. Шершавое, осыпающееся черными пластинками тончайшего пергамента. Только встряхни, как старый пустой улей, и рассыплется в прах.

      Я смотрю на Жанну. Эффектную, элегантную и легкую.

      Заглядываю в себя. Вижу чей-то язык, огромный, острый, нечеловеческий. Он пробует мое сердце на вкус. Скользит по нему, висящему в черном «нигде». Снизу вверх, снизу вверх, отшелушивая слой за слоем и будоража запах гари. Хрустит отмирающей плотью, хочет добраться до начинки. Каким бы пригорелым ни был мой мотор, оно жаждет отведать его без остатка, словно желанный деликатес.

      Жанна уходит в дом, еще раз улыбнувшись на прощание.

      Замираю зайцем в свете автомобильных фар. Обалделым, чувствующим приближение четырехколесной смерти, но не способным ничего с этим поделать. Встряхиваюсь и продолжаю работать.

      Цветовой код

      Чтобы земля быстрее прогрелась, я сгребаю снег.

      Отбрасываю в сторону, дробя совковой лопатой. Будто сею снежные семена. Грязно-белые драконьи зубы, ломкие и пористые. Работа непыльная, как и до обеда, к тому же совершенно не требует спешки. Я уже давно не чувствовал себя настолько нужным. Отдохнувшим и вымотанным одновременно.

      Словно попавшим на планету с атмосферой, схожей, но чуть отличающейся от земной.

      Дышится легко, но непривычно. Весенний воздух тяготит. Он будто не желает покидать легких, надолго оседая в них облаками неизвестных испарений. Обед покоится во мне увесистым грузом. Скорее всего днем мы доедали остатки хозяйской трапезы, но я не в претензии. Мясо по-французски было изумительным, и мне не ясна причина дискомфорта. Начинаю искать ее вовне…

      И тогда меня посещает первая мысль, что якорь стоит втянуть обратно на борт.

      За прозрачной шторой на втором этаже силуэт. Судя по всему – мужской. Черт лица не разглядеть, но мне кажется, что это хозяин усадьбы. Стоит неподвижно, уже четверть часа наблюдая, как я разбрасываю снег в северо-восточном углу двора. Пытаюсь найти собачьи следы, чтобы хотя бы примерно определить породу четвероногих сторожей. Не нахожу.

      Солнце скрывается за драным навесом облаков асфальтового цвета.

      Мужчина отходит от окна.

      Санжар снова грохочет досками. Что-то напевает на родном языке, и я решаюсь подойти.

      Оставляю лопату, воровато оглянувшись на особняк, неспешно огибаю крыло.

      Замираю, не совсем доверяя глазам.

      Гора мусора, рассортированного мной вчера, снова срастается в угловатую бесформенную пирамиду. Усилиями Санжара. Крепкого высокого казаха, без суеты сбрасывающего доски и рамы в одну кучу. Солнце, только что висевшее над высоким замковым забором, внезапно