Сорок лет среди грабителей и убийц. Иван Путилин

не только уводили сани и лошадей, но и раздевали своих жертв донага. Должны же они были сбывать куда-нибудь награбленное, а награбленное было типичное, извозчичье.

      Я решил утром и вечером бродить по Сенной, на Апраксином, на толкучке до тех пор, пока не найду или украденных вещей, или продавцов.

      С этой целью с декабря я каждый день наряжался то оборванцем, то мещанином, то мастеровым и шатался по известным мне местам, внимательно разглядывая всякий хлам.

      Дни шли, не принося результатов.

      Келчевский, посвященный в мои розыски, каждый день спрашивал с нетерпением:

      – Ну, что?

      – Ничего!

      Но вот однажды, а именно тридцатого декабря, я сказал ему:

      – Кажется, нашел!

      Он оживился.

      – Как? Что? Кого? Где?

      Но я ничего ему не ответил, потому что сам еще знал очень мало.

* * *

      Дело было так.

      По обыкновению я вышел на свою охоту вечером двадцать девятого декабря. Переодетый бродягой, шел я медленно мимо Обуховской больницы, направляясь к Сенной, чтобы провести вечер в малиннике, когда меня перегнали двое мужчин, по одежде – мастеровые. Один из них нес узел, а другой говорил ему:

      – Наши уже бурили ей. Баба покладистая…

      Меня словно что-то толкнуло! Дал я им пройти вперед и тотчас пошел следом. Они шли быстро, избегая людей, и для меня, человека опытного, стало ясно, что они несут продавать краденое.

      Недолго думая, я нащупал в кармане свой перстень с сердоликом и решил следить за этими людьми.

      Они миновали Сенную площадь и вошли в темные ворота огромного дома де Роберти. Через ворота вошли во двор и пошли вглубь, а я вернулся на улицу и стал ожидать их возвращения.

      Рисковать и идти за ними не было нужды. Место, куда они направлялись, я уже знал. Там, в подвале, жила солдатская вдова Никитина, известная мне скупщица краденого.

      Знала и она меня не по одному делу, и я пользовался у нее даже расположением, потому что всегда старался не вводить ее в убытки отобранием краденого и устраивал так, что пострадавшие люди за малую цену выкупали у нее вещи.

      Ждать мне пришлось недолго. Минут через пятнадцать – двадцать вышли мои приятели, уже без узла.

      Я пошел им навстречу и у самого фонаря нарочно столкнулся с одним из них, чтобы лучше разглядеть его в лицо. Он выругался и отпихнул меня, но этого времени было достаточно, чтобы я узнал его в тысячной толпе.

      Я перешел на другую сторону и стал следить. Они зашли в кабак, наскоро выпили по стакану и вышли, закусывая на ходу печенкой.

      Один спросил:

      – Ночевать где будешь?

      – А в Вяземке, – ответил другой. – А ты?

      – Я тут… С Лукерьей!

      Они остановились у дома Вяземского, этой страшной в свое время трущобы, и распрощались.

      Я тотчас вернулся в дом де Роберти и вошел прямо в квартиру Никитиной.

      Она пила за некрашеным столом чай, со свистом втягивая его с блюдца.

      Взглянув на меня, безучастно спросила:

      – Чего, милый человек,