Прищеп Пекарика. Сергей Алексеевич Минский

с эмоциями и чувствами. «Поразительно! – обрадовался, словно в первый раз констатировал этот феномен психики, – Временной показатель напрочь отсутствует!»

      – Привет, Миша! У тебя же, кажется, сегодня нет первой пары?

      – А! – пожал тот протянутую ему руку, – Хватает дел после лета. Пока в колею все войдет… – лицо его стало расплываться в улыбке. «Сейчас схохмит, – Вениамин Петрович слишком хорошо знал этот взгляд, тысячелетиями формировавшийся в бессознательной памяти потомков Адама, – Сейчас похвалит себя, жалуясь на жизнь», – Сам же знаешь, – не обманул его ожиданий Михаил Моисеевич, – основная административная работа лежит на замах, а не на начальниках.

      Вениамину Петровичу почему-то очень захотелось нагрубить. Ему всегда в таких случаях поначалу хотелось это сделать. «Фрустрация проклятая! А что ты хотел? Столько лет вместе. Разве можно не надоесть друг другу за это время? Будто я сам чем-то лучше… – он виновато взглянул на Румана, – Вот так-то… чувство вины спешит нейтрализовать спонтанную оплошность ума».

      – Ну да, Михаил Моисеевич, умеешь ты с утра порадовать начальство, – Вениамин Петрович эмоционально как бы извинялся, беря на вооружение его прием, но в то же время подчеркивая – who is who, – Ты имел в виду, что, типа, вся моя байда на тебе? – он засмеялся, удачно использовав, как ему показалось, молодежный сленг для придания несерьезности разговору.

      – А то!? – поддакнул Руман.

      – Ну-ну! Кстати, Миш, зайди ко мне, как освободишься. Есть серьезный разговор, – Пекарик уловил во взгляде друга вопрос и машинально ответил, положив ему руку на плечо, – Очень серьезный, Миша. Серьезнее не бывает. И не спрашивай пока ничего, – заметил в его мимике желание уточнить, – Это требует времени.

      То, что Руман бросит все дела, если они не связаны с другими людьми, и что через полчаса, выдержав достойную себя паузу, будет уже у него, всецело отдавшись любопытству, не стало бы для Пекарика новостью. Скорее, новостью мог стать его продолжительный неприход. Подумав об этом, Вениамин Петрович все же позвал секретаря.

      Когда она вошла, посмотрел на нее внимательно. Сквозь улыбку. И девушка забеспокоилась, машинально осмотрев себя спереди.

      – Хорошо выглядите, Леночка.

      Она смущенно и потому как-то по-детски улыбнулась.

      – Спасибо, Вениамин Петрович.

      – Вот. Так гораздо лучше, – снисходительно заметил он и сделал короткую паузу, – Итак, Елена Дмитриевна… – девушка снова заметно напряглась, – мне нужно все, что у нас есть, на студента Дарского. Абсолютно все. Буду благодарен за любую информацию помимо официальной.

      – Да, Вениамин Петрович. А Дарский что…

      – Елена Дмитриевна, вам что-то непонятно? – Пекарик подчеркнуто серьезно обозначил неуместность ее любопытства.

      – Да нет… все понятно, Вениамин Петрович, – стушевалась она, – Вы не подумайте… просто я…

      – А я ничего не думаю, Леночка. Не