По ту сторону реки (сборник). Владимир Ноговицын

то же самое. Но обострённее, горестнее. Попрощались, взмахнули подрагивающими руками.

      Седовласый старик вытирал носовым платком ослепший глаз, а зрячим тянулся к глухому кабинному стеклу, высматривая мой контур.

      Хлопнула автомобильная дверца – резко, раскатисто, как гремит гром. Оглушительно взревел мотор. Дёрнулась машина. Поехали. Оглянуться? Мысленно я представил: два больных старика (мужчина и женщина) согбенно продолжают стоять посреди дороги, укоризненно глядя вслед уходящему транспорту.

      И я уходил из их жизни быстро, скоро. Они уходили из моей судьбы так же бесповоротно.

      Машина спешила в областной центр, к Белгородскому железнодорожному вокзалу, к скорому непоседливому поезду, до отправления которого осталось совсем ничего – меньше часа.

      Стирался, обрывался, исчезал след, который раньше много лет нетерпеливо вёл сюда. И то отчётливее уяснялось. С горьким выводом, что ничего-то, ничегошеньки не вернуть.

      Невозвратимо. Извечное притяжение, оставшееся из глубокого моего детства, исчезало – вот досада! А взрослеть и стариться мне пришлось далеко отсюда, в другом краю, не в этом, не здесь.

      …Машина, как окаянная, гнала и гнала вперёд.

      Мелькали деревья, дома, поля, снова жильё и опять поросли разных зелёных массивов-насаждений бежали навстречу.

      В кузов и лобовое стекло резко ударялись встречные потоки воздуха.

      Думы мои прошли, как проходит внезапная головная боль. Появилось безразличие, похожее на безропотное согласие со всем, что происходит и будет происходить в дальнейшем.

      Ничего уже не пугало, не тревожило, не беспокоило, не ныло, не совестило.

      Подсолнуховое поле топорщило жёлто-коричневые оплеухи своих перезревших плодов.

      И их коснулось не очень замечаемое прежде, неотступное бремя увядания.

      Успелось!

      А мы успели —

      В прошлом веке жили,

      Ещё тогда

      Смеялись и грустили,

      Наращивали в школе

      Интеллект.

      Столетье – пшик!

      По истеченью лет

      Его, большого, вмиг

      Исчезнул след.

      А вместе с ним

      И те, кто был

      И были.

      Они здесь улыбались

      И любили.

      А в том окне

      Включали жёлтый свет.

      Тот век приходит

      Всё же поминально:

      Ведь в бытованье

      Было всё нормально:

      Мы – дети.

      Мы росли.

      Растём быстрей…

      И если посмотреть

      На всё формально,

      То это никакая

      И не тайна:

      Чем старше,

      Тем становишься старей…

      А наше время,

      Словно мел растёртый;

      Как дворника сменяемые мётлы,

      Гоняющие листья тополей.

      Те листья, как грачей кричащих стаи,

      Свои в саду устроили раздраи:

      И этот взлёт, и постоянный грай.

      Им кувыркаться.

      Придорожной пылью

      Дышать.

      Кричать всё в том же изобилье.

      А дворник

      (Э-э-эй!)

      За всеми убирай.

      И музыкой бренчат вовсю ансамбли

      На